Дальше следуют два года, когда дневника в прямом смысле слова не было. Летом 1936-го и 1937-го на отдыхе в Батилимане (Крым) сделаны соответственно две и три записи на философские и историко-научные темы. В апреле 1938 года Вавилов написал о кончине матери, а в июле-августе, снова на отдыхе, вернулся к ежедневному ведению дневника. Сначала это было в Алибеке на Северном Кавказе (местность, известная в наше время как Домбай), затем – в окрестностях Звенигорода, где позже, в послевоенные годы, он обзавелся дачей. На юг Вавилов уже больше не ездил.

Запись, которая пригодилась мне для эпиграфа, была сделана в Алибеке, и с этого времени желание избавиться от академической и прочей суеты не оставляло Вавилова до конца дней. Даже не зная его биографию, легко представить, что в такое время перспектив на «медленное и мудрое» течение жизни у него не было, как и почти у всех других соотечественников. Зато появилась потребность фиксировать события, наблюдения и мысли, чего, очевидно, не было на отрезке жизни между 30-ю и 50-ю годами, не менее деятельном.

С августа 1939 по март 1940 года дневник снова прерывается, но дальше, все без малого 10 оставшихся лет, записи становятся регулярными, в среднем раз в неделю, а на отдыхе – чаще. 1940 год был для Вавилова особенно тяжелым. В марте у него обострилась легочная болезнь, последовали два месяца лечения сначала в кремлевской больнице, потом в санатории «Барвиха». В это же время, в начале апреля, умерла старшая сестра Александра. Дальше были два рабочих месяца в перемещениях между Москвой и Ленинградом (этот образ жизни сложился у Вавилова в 1930-е годы и продолжался, с перерывом на войну, до самого конца). В июле-августе был снова продолжительный отдых, сначала в «Узком» (тогда это была еще загородная усадьба, теперь – местность между собственно Москвой и жилмассивом Ясенево), потом вблизи поселка Толмачево на реке Луге. Там ему сообщили об обыске в квартире Николая Вавилова, а потом и о его аресте 6 августа в Черновцах, но о дальнейшей судьбе Николая семья еще очень долго ничего не знала. К мыслям о цепочке семейных трагедий Вавилов возвращается еще не раз, отсчитывая ее от смерти 7-летнего младшего брата Илюши в 1905 году.

Если позволительно комментировать чужие личные дневники с позиций постороннего наблюдателя, то судьбы родителей и детей в семье Вавиловых можно оценивать по-разному. До поры до времени это была в меру многодетная и вполне благополучная семья. Смерть Илюши стала для Вавилова потрясением на всю жизнь, но в начале XX века это не было чем-то из ряда вон выходящим (в семье были еще умершие в младенчестве Ваня и Катя, но воспоминаний о них в дневниках нет). Другое дело – гибель младшей сестры Лиды. Она в 21 год только начала взрослую жизнь, обучилась на микробиолога, вышла замуж и ждала ребенка. Осенью 1914-го, работая на эпидемии в Воронежской губернии, заразилась черной оспой.

Спустя три года родители, как и все в их сословии, лишились достатка и общественного положения. Но к этому времени старшие дети многого добились сами и обеспечили им спокойную старость. Отец дожил до 65-ти, мать – до 70 лет (все их дети прожили меньше). Александра Михайловна Вавилова на склоне лет могла видеть сыновей и дочь на вершине успеха. При ней выросли пять внуков, из которых только младший не достиг совершеннолетия, а все плохое случилось потом. В свою очередь, старшая сестра Александра Ивановна Ипатьева (Вавилова) за свои 56 лет состоялась в профессии (доктор медицинских наук), дважды была замужем, вырастила сына и дочь. Сын даже стал академиком Белорусской ССР, но это уже далеко за пределами нашей хронологии.