Как быстро пролетели эти два часа, и я шепнул Лив, что мне пора уходить. Последний поцелуй, и вот уже опять знакомые стены тюрьмы с их затхлым и тоскливым запахом. Когда я вернулся, даже чёрт посмотрел на меня странным взглядом, будто что-то почуяв. Я весь сиял, и казалось, глазами освещал путь в тоннеле и мрак внутри моей камеры. Я готов был целовать её стены и безумно был благодарен Эндрю, что он меня не обманул. Теперь я снова молод, красив, любим, полон сил, и огорчало лишь одно: мы с Лив всё ещё в аду, и завтра снова нужно стоять в проклятом кипящем ручье! С этой ночи я стал думать, как нам всем, то есть всей нашей съёмочной группе, сбежать отсюда. В том, что способ есть, я не сомневался: ведь нашёл же его Эндрю. Но ему было чем заманить меня в ад, я же не мог предложить что-то такое жителям рая. Поэтому мой ум стал искать другой надёжный способ.

Время в аду пролетало быстро по ночам, когда я был с Лив, и ползло очень медленно днём, когда приходилось стоять, корчась от боли в кипящем ручье. Именно в нём и я нашёл всю нашу съёмочную группу: оператора, гримёра, мастера по свету и директора картины. Я всем передал привет от себя самого, и пока я это делал, в моей голове пронеслась одна любопытная идея. Дело в том, что у чертей почти отсутствовало искусство: кажется, в их столице был чертовский театр, но здесь, в глуши, не было никаких развлечений, кроме азартных игр, пьянок, драк и изредка травки.

Черти просто изнывали от скуки, и я вдруг подумал, что пора в нашем захолустье открыть киностудию. Если это будет по техническим причинам невозможно, то нужно открыть у нас хотя бы театр, благо хорошие актёры в нашем аду имеются. Целый день, стоя в кипятке, я думал об этом, рисуя в своём воображении различные фильмы и спектакли. Пока что мне был не понятен вкус чертей: что бы их могло заинтересовать? Может быть, грубые боевики, детективы, фильмы про любовь, шпионские фильмы, водевили, комедии или триллеры?

Порнуху я исключил сразу, так как никогда бы за это не взялся. Немного поразмыслив, я пришёл к выводу, что ужасами в аду никого не удивишь, про любовь они ничего не поймут, пожалуй, пошли бы боевики и комедии. До сих пор я как режиссёр не силён был в жанре комедии, но интуитивно почувствовал, что именно смеха в аду и не хватает. С тех пор, стоя в кипящем ручье, я придумывал различные комедийные сюжеты, под стать уровню интеллекта чертей, а по ночам обсуждал их с Лив, между объятьями и горячими поцелуями. Ей понравилась моя идея, и ожидание её воплощения скрасило наши мрачные дни в аду.

Наконец, когда основные сюжеты были придуманы, я подозвал к себе ночного охранника, давно подкупленного травкой, и попросил его свести меня с начальником тюрьмы. Чёрт, немного подумав, согласился, и договорился с начальством о встрече. И вот, в один из дней, сразу же после завтрака меня повели к шефу, которого до сей поры я никогда не видел. Шеф оказался упитанным лысеющим чёртом, на вид весьма добродушным. В его кабинете были кондиционеры, и я впервые за долгое время ощутил блаженную прохладу, словно опять попал в рай. Шеф выслушал моё предложение и неожиданно быстро согласился: было видно, что он умирает от скуки, высланный из столицы служить в нашу глухомань. Мои сценарии были просты и незатейливы, они описывали похождения некой Чёртовой Бабушки, которая была молода душой, искромётна и любила проводить время с молодыми чертями, изменяя недотёпе мужу, старому чёрту. Продиктовав сценарий шефу, я с замиранием сердца ждал его реакции: вдруг всё это не в его вкусе, и надо было завернуть что-нибудь эдакое шекспировское, или какой-нибудь боевик со взрывами и убийствами. Но шефу очень понравился сюжет про Чёртову Бабушку, и я видел, что его глаза загорелись. Он сразу же подписал приказ, по которому я и вся наша съёмочная группа освобождались от кипячения в ручье и направлялись после улучшенного завтрака на репетицию. Лив тоже теперь репетировала вместе с нами, и вся наша группа была безумно счастлива, занявшись, как прежде, своим актёрским ремеслом.