Стёкла мокрые плачут к вечеру,
Печка топится – дым к земле.
Чтиво кончилось, делать нечего,
Скука скучная – всё к Зиме…

Верстовой…

Не удержишь, вдаль бегут лета —
Вот ещё засечка на пороге…
Праздники? – по мне, так ерунда, —
Глянь – вон столб свалили у дороги!
Верстовой – как помню, всё стоял…
Надо ж, помешал ведь идиотам!
Помню, как грибы здесь собирал —
Я тогда в лесу ещё работал…
Нет таких столбов уже нигде —
Это был последний из эпохи.
Цифры, словно тени на звезде,
Выцвели… и вырезано – «Лёха».
Батю звали Лёхой в те года,
И погиб он здесь неподалёку.
Я когда бывал здесь, то всегда
Навещал и столбик одинокий.
Вот теперь к кому тут заезжать —
Не к чему прижаться после леса…
А лета бегут – не удержать,
По дорогам пыльным куролеся.
Вскоре отпылит и этот год —
Вот ещё засечка на пороге.
Что там ждёт – ухаб иль поворот?
А столба не будет у дороги…

Дым растёкся над рекою…

Дым растёкся над рекою и осокою,
Тлеет вяло на углях сырой пенёк,
На соломе, под сосною кособокою
Спит, укутавшись в фуфайку паренёк.
Целый день пескарь наживку игнорировал,
А под вечер, словно сорванный с цепи,
Стал хватать на хлеб – а брали всё солидные,
Сантиметров аж почти до двадцати.
Мамка ищет битый час – поди волнуется,
А он дрыхнет, улыбается во сне.
Вот задаст, когда найдёт – век не забудется,
Спать не будет дня четыре на спине.
Там во сне поди берут сомы пудовые,
Да лещи по «три-с-полтиной» и судак —
Улыбается малец – сны снятся добрые,
Подсекает, да не вытащить никак…
Мамка тихо подошла, присела рядышком,
– Как на папку-то похож – ни дать-ни взять. —
Шевельнула угольки в кострище колышком,
– Наловился, у костра уснул опять.
Накидала ивняка на пень дымящийся,
Подпихнула берестину под него,
– Не замёрзнем, а домой уж не потащимся. —
Прилегла, обняв сыночка своего.
Дым растёкся над рекою и осокою,
Разгорелся на углях сырой пенёк.
На соломе, под сосною кособокою,
Мамка спит, а рядом с ней её сынок…

Я пришлю тебе осень…

Я пришлю тебе осень
Не в письме – бандеролью,
Ту, далёкую – в просинь,
Где мы были с тобою.
Где тебя провожал я…
Адрес тот же? Я помню.
Где когда-то желали
Быть навеки с тобою.
Я букет из кленовых
Тебе листьев отправлю —
Тех, бордово-палёных…
Помнишь, как мы играли?
Помнишь, как запускали
По реке наши звёзды? —
Мы тогда и не знали,
Что разлуки так слёзны…
Я пришлю тебе дождик —
Соберу его капли,
Погрусти со мной тоже —
Не дожди виноваты.
Не ветра, не морозы —
Сами портим погоду…
Я пришлю тебе розы
За ушедшие годы.
Я пришлю тебе зиму
И рассветы, и лето…
И немую картину,
И письмо без ответа.
Не пиши мне – не надо,
Пусть останется осень,
Лишь она мне отрадна,
Только с ней довелось мне…
Только с нею спокойно —
Листья в вальсе кружатся
И прощаясь достойно,
Мне под ноги ложатся…

За рекою село

За рекою село. Ветер, странник гулящий,
Воет в трубах сырых и гудит в проводах.
Сто эпох и одна, что была настоящей,
Что цвела, а сейчас, лишь остовы в кустах.
Чемоданы, хламьё, самоварная зелень,
Битый чешский фарфор, старый фото-альбом…
Чёрно-белый портрет на стене серо-белой,
Словно страж стережёт покосившийся дом.
Сто эпох и одна – с фотографий истёртых,
В двадцать первый наш век, с укоризной глядят
Деды наших отцов на потомков упёртых,
Словно просят вернуть все эпохи назад.
Словно просят вернуть старых улиц названья,
И с колоннами клуб – наш родной «коллизей»
И, фонтанчик с водой питьевою, из камня,
И кино про простых, очень добрых людей…
Сто эпох и одна – ветер стыло взвывает,
На погосте скосились немые кресты.
За рекою село – не оно зарастает,
А эпохи стирают с настоящим мосты…

Встречались Художник и…

Встречались Художник и Осень под сенью кленовой,
Гуляли под старым зонтом, отбивая свой шаг.