Кан Шэн тут же наполнил Мао Цзэдуна высокую гранёную рюмку водкой, затем налил Владимирову и уже потом себе.

За столом сразу стало шумно. Сначала шли тосты, потом пили без тостов. Уже где-то на середине застолья по просьбе Мао Цзэдуна Кан Шэн сходил на кухню и принёс бутылку голландского джина.

Остальные продолжали пить «Ханжу».

Владимиров старался пить поменьше и с тревогой поглядывал в сторону Орлова, Южина и Алеева. Однако те держались хорошо. «Молодцы ребята, – подумал он. – Есть закалка!..»

Цзян Цин за столом не было. Она появилась уже к концу застолья, завела патефон и помещение сразу наполнилось завораживающей мелодией старинной китайской оперы.

Мао Цзэдун некоторое время сидел неподвижно, вслушиваясь в мелодичные звуки. Потом грузно поднялся и прошёл в дальний угол, где стояло несколько кресел, обтянутых чёрной кожей. Опустился в одно из них и прикрыл глаза.

Казалось, его уже ничего не интересовало. Но когда Владимиров, Орлов, Южин и Алеев намеревались тихо уйти, по-английски, Мао Цзэдун поднялся из кресла и направился к ним.

– Я вас провожу, – сказал он совсем трезвым голосом. И, придерживая в своей руке ладонь Владимирова, продолжил. – Все мы действительно рады вашему появлению у нас. Мы дорожим дружбой с вашей страной. Конечно, хотелось бы большего…

В это время к ним подошёл Кан Шэн и Мао Цзэдун не стал говорить дальше. Это немного удивило Владимирова.

– Я вижу, вы уходите, – сказал Кан Шэн. – Но я полагаю, мы скоро увидимся. Заходите ко мне в любое время. Я всегда буду рад вас видеть…

Пока добирались до дому в сопровождении всё тех же маузеристов хмель из головы вышел. Прохладный ночной воздух приятно освежал и дышалось легче.

У дома их поджидал Долматов.

– Слава богу! – с облегчением проговорил он. – А мы с Колей уже волноваться стали…

– Что-нибудь случилось? – спросил Владимиров.

– Нет, Пётр Парфёнович, ничего не случилось… Просто темень такая… А тут ещё накануне вашего прилёта по городу слухи пошли о какой-то банде, которая появилась в окрестностях города…

Уже перед тем как ложиться спать, Владимиров поинтересовался у Алеева:

– Борис Васильевич, ты что-нибудь знаешь о Цзян Цин? Мне кажется она особа не простая…

Алеев усмехнулся.

– Это ты, Пётр Парфёнович, точно заметил, – сказал он. – Её настоящее имя Ли Юнь-хао. Родилась в провинции Шаньдун, в небольшом городе Чжучень. Отец её умер рано. Мать работала прислугой у какого-то местного богача. Свою дочь она очень любила и смогла дать ей первоначальное образование. Когда Ли Юнь-хао исполнилось 17 лет, по одним сведениям, она поступила в Шаньдунскую школу под именем Лэ Шу-цзя по другим – сбежала из дома с бродячими артистами. В последнее я больше верю, – Алеев снова усмехнулся и продолжил. – В 1929 году она оказалась в Циндао и там поступила в институт. О том, что она мечтала стать артисткой, тем более, что её внешность было достаточно заметный и мужчины старались с ней знакомиться, я узнал от Бо Гу, – Пояснил Алеев. – Видимо, это так и было, потому как свою дальнейшую карьеру девушка строила не без участия богатых покровителей. И вот тут самое интересное! В 1934 году она с неким богачом по имени Хуан Цзинем приезжает в город Бэйпин и знакомиться здесь на одной из вечеринок с неким Пэн Чжэнем, который и вовлекает её в революционную работу. В Бейпине Анна она устраивается в местной театр и играет роли бедных крестьянских девушек. Но вскоре меняет покровителя и уезжает в Шанхай с известным профессором Шаньдунской театральной школы Вань Лай-тянем. И этот профессор, очарованный её красотой, устраивает девушку в кинофирму «Мин Син» где она снимается в японских фильмах.