Может, я и не делала этого раньше, но зато видела, как петухи покрывают куриц. А еще видела, как спариваются свиньи, собаки и кошки. Саньпа помогает мне перевернуться, пока я не оказываюсь на четвереньках. Что-то горячее и твердое упирается мне в зад. Я выгибаю спину, чувствуя его пальцы. И оцениваю по достоинству Цытэ, потому что Саньпа делает все именно так, как нужно.

– Саньпа…

Его имя словно океан в моем рту, уносящий меня в место, о существовании которого я даже не подозревала. Его руки ложатся на мои бедра.

Затем эта горячая штука находит вход в мое тело и начинает проникать внутрь. Я двигаюсь навстречу, и тут… А-а-а-а! Меня пронзает дикая боль, словно удар кочергой. Я падаю на локти. Мы оба замираем. Саньпа наклоняется ко мне, прижимаясь ртом к моему уху.

– Мне продолжать?

Я делаю вдох и киваю. Медленно, медленно он двигается вперед и назад. Ошеломляющая боль прошла, но я не чувствую ничего близкого к тому острому наслаждению, что ощущала раньше. А вот Саньпа чувствует и движется быстрее, именно так, как я видела у всех самцов животных. Когда все заканчивается, он падает на спину рядом со мной, пряча ту горячую штуку под одежду, прежде чем я успеваю ее разглядеть.

– В следующий раз будет лучше. Обещаю.

Он целует меня и поправляет на мне юбку.

– Ты останешься со мной на ночь?

Когда я киваю, он обнимает меня и притягивает к своей груди. Я закрываю глаза и слушаю стук его сердца.

– Я тоже была незамужней девушкой… когда-то, – комментирует А-ма, когда я прихожу домой на следующее утро. – Просто помни, что сегодня день ритуального воздержания для всей деревни. Это значит…

– Я знаю, что это значит, – отвечаю я, а сама думаю, что мои раны смогут подзатянуться.

– Ты должна была вырасти другой с учетом обучения в школе и всех твоих планов.

– Все в силе.

А-ма мне не верит.

– Ты ничем не отличаешься от любой другой девушки на этой горе. Поглупела от любви. – Она вздыхает и возвращается к размалыванию зерна.

Да, сегодня день церемониального воздержания – требование не распускать руки приобрело для меня новый смысл, – но мы с Саньпа все равно отправляемся в лес. «Просто поговорить», как назвал это он. Мы возвращаемся на то место, где все случилось. Мы садимся, и он рассказывает мне, как влюбился в меня с той самой встречи в пункте приема сбора чая. Я и так уже самая счастливая девушка на земле, и тут он достает из кармана павлинье перо.

– Для твоего головного убора.

– Откуда оно у тебя? – ахаю я.

– Тебе достаточно знать, что я нашел что-то, что может принести тебе радость!

Наше будущее совершенно прозрачно. Теперь, когда он сделал мне подарок, осталось только, чтобы его родители послали сватов просить а-ма и а-ба выдать меня замуж в их деревню. Мы окончим школу… Поступим в университет… Будем жить при рыночной экономике…

На следующей неделе я с удивлением обнаруживаю учителя Чжана во дворе школы во время обеда. Слухи распространяются быстро, и я подозреваю, что он пришел поздравить меня. Я ошибаюсь.

– Ты уверена, что брак с этим парнем – то, что тебе действительно нужно? – спрашивает он. – Ты так усердно училась!

Я стараюсь быть вежливой.

– Это благодаря вам, лучшему из учителей.

– А как же гаокао?

– Мы с Саньпа будем сдавать его вместе.

Учитель Чжан печально качает головой.

– Ты же знаешь, его никогда не допустят до экзамена, и даже если каким-то чудом это случится, успеха ему не видать, а у тебя есть будущее. Ты можешь стать первой на этой горе, кто поступит в Пединститут национальных меньшинств или даже в Юньнаньский университет.

– Вы ошибаетесь насчет Саньпа!

– Если ты выйдешь за него замуж, то окажешься под гнетом традиций, – настаивает он. – Ваши семьи захотят, чтобы ты сидела дома, рожала детей и лечила односельчан, как твоя мать.