В соседней комнате зазвонил телефон, и она вышла. Я подошел к картине и вгляделся в лицо нарисованной женщины. Ее иконописные очи отрешенно глядели куда-то в сторону, но в тоже время прямо на меня. Казалось, что женщина смотрит в самую глубь моей души, словно Богородица, но мне не хотелось об этом думать. Ужас холодком пробежал по всему телу, к горлу подступил комок горечи, и меня стало корежить. Я зарыдал беззвучными слезами, зажмурился, вцепился в ручку дивана и начал считать до ста, чтобы хоть как-то успокоиться. Я сбивался, продолжал, путался и начинал считать снова. Когда я довел счет до седьмого десятка, на мою голову легла сухая ладонь Ольги Робертовны.

– Удивительная работа. Вы прекрасно чувствуете цвет.

Основной плюс переезда в район массовой застройки заключается в том, что почти все люди там незнакомы друг с другом и поэтому никому нет дела до скелетов в вашем шкафу. Семьи съезжаются отовсюду, чтобы начать новую главу в своей биографии, и стараются быть чуточку лучше, чем есть на самом деле. Они активно сажают деревья, красят лавочки, играют в волейбол и проводят собрания жильцов – красота! Именно поэтому так радовался переезду в Северное Бутово. Я был уверен, что своим поступком направил свою судьбу в правильное русло и уж теперь-то все будет зависеть исключительно от моего целеполагания.

И действительно, поначалу, как только мы переехали, жизнь заиграла новыми красками! В квартире уже имелся приличный муниципальный ремонт, в подъезде присутствовал консьерж, соседи не бухали, и на этаже было всего четыре квартиры – мечта! Тамара, после смерти Петра заметно смягчилась ко мне, оставила наркотики и выпивала в одиночестве, но не больше бутылки вина за вечер. Это был прогресс! Теперь она просила называть ее мамой и стала очень сговорчивой. Работу она нашла в торговом центре и стала зарабатывать даже больше, чем прежде. В своей комнате я оборудовал художественную мастерскую, и мольберт теперь имел постоянное место. Денег за страховку мы получили достаточно для того, чтобы приодеться, купить новую мебель и массу необходимого инструмента для живописи. Здесь даже церковь была в шаговой доступности, и теперь дорога на службу занимала всего 15 минут.

В школе, несмотря на новый коллектив и переходный возраст, я сразу почувствовал себя комфортно. Кроме меня там было много новеньких, и я не выглядел белой вороной. Теперь я не стеснялся демонстрировать свои навыки рисования и развлекал одноклассников дружескими шаржами. Директор школы заметил меня и поручил разработать эскизы художественного оформления школы. Это было вершиной признания. Но сколько не вейся веревочка, а концу быть! А чему быть, того не миновать! Белая полоса моей жизни затянулась непозволительно долго.

Дело было под Новый год. Наш дом заселен был частично, и как минимум раз в неделю перед подъездом парковалась «Газель» с дряхлой мебелью переселенцев. Из фургончика потные грузчики сначала вытаскивали, потом затаскивали, затем впихивали, а после выпихивали житейский скарб, а старожилы мучительно раздражались утомительным действом и матерились шепотом в ожидании лифта. Так было и в этот раз. Обычно я вместе со всеми чертыхался и обреченно нажимал кнопку вызова лифта, но в тот вечер мебели было так много, что я тут же решился на пеший подъем.

Без определенной подготовки добежать до шестнадцатого этажа – дело непростое, у меня быстро закололо в боку, свело икры, и я решил присесть на ступеньку, дабы передохнуть. Сквозь замызганное стекло я стал всматриваться в декабрьские сумерки, но меня внезапно окликнул девичий голос: