Мимо нас, не обращая ни на кого внимания, прошёл Ганс. Его шаги были решительными и твёрдыми. Я сразу понял, куда он направляется.

– Не бойся, Хелла, – сказал я, садясь рядом. – Почему ты стала так неуверенна в себе? Тебе кто—то что—то говорил?

Хелла прекратила играть. Она подняла на меня взгляд, и на её лице появилась робкая улыбка. Затем она неожиданно крепко обняла меня, как бы ища защиты и поддержки.

– Я в драку сразу лезла, – прошептала Хелла, и в её голосе прозвучала нотка ностальгической грусти. – Космы рвала, потом ругали…

В её глазах промелькнули воспоминания. Гимназия, судя по всему, вызывала у неё скорее тоску, чем приятные ассоциации. Там её постоянно исправляли, стремясь сделать из живой, непоседливой девочки образцовую благородную девицу, которой не подобает смеяться слишком громко и которая обязана безупречно играть хотя бы пару—тройку мелодий, чтобы заинтересовать потенциального кавалера.

– Да ты маленькая драчунья! – улыбнулся я, ласково проводя рукой по её спине, пытаясь хоть немного развеять грусть.

В воображении всплыл карикатурный образ её преподавательницы музыки. Я буквально слышал её назидательный тон:

– Не благородная институтка! – словно выговаривала она, а её бледные, тонкие пальцы, как порхающие бабочки, скользили по белым клавишам. Я заметил, как она смущалась под моим внимательным взглядом, но я не мог оторваться, заворожённый этим девичьим воплощением Эрота, такой воздушной и нежной.

– К чёрту это! – шепнул я, когда между нами повисла неловкая пауза. Чтобы скрыть смущение, я начал бесцельно осматривать окружающую обстановку, будто видел её впервые.

Мой взгляд блуждал по комнате, словно пытаясь найти ответы на невысказанные вопросы в окружающих предметах. Он скользил по тяжёлым шторам из темно—бордового бархата, складки которых, ниспадая к полу, напоминали застывшие волны бурного моря. Затем взгляд переместился на стены, где в позолоченных, витиеватых рамах, украшенных замысловатой резьбой, висели картины, изображавшие важные исторические события Германии. Битвы и триумфы, короли и императоры – безмолвные свидетели давно минувших эпох – казалось наблюдали за нами из глубины веков. Каждая деталь – от блеска золота до трещин на кракелюре – шептала истории о прошлом, создавая в комнате атмосферу торжественности и величественности.

– Могу ли я взять с тебя обещание? – спросила Хелла, и уголки губ дрогнули в полуулыбке. Её рука легко коснулась плеча в поисках опоры

– Да? – отозвался я, заинтригованный её просьбой.

– Ты сможешь пообещать сделать всё, чтобы не состоялась моя свадьба с Гансом? – выпалила она, слова вырывались сбивчиво, прорвав плотину сдерживаемой тревоги. В её голосе, прежде таком мелодичном, теперь отчётливо слышалось беспокойство. – Я не люблю его, – продолжала Хелла, и её голос задрожал, – и боюсь. Он… такой… непредсказуемый. То спокойный, почти безразличный, то вдруг вспыхивает, как порох, становится совсем диким и дурным. У меня мурашки по коже от одной мысли о том, что придётся провести с ним всю жизнь. Я лучше со скалы прыгну, – выдохнула она с отчаянием, – чем за него выйду! Последние слова она произнесла с такой силой и убеждённостью, с такой неприкрытой болью в голосе, что у меня не осталось ни малейших сомнений в её искренности. Стало понятно, что это не просто каприз или девичья изменчивость.

– Как же я могу такое пообещать? – спросил я, невольно скользя взглядом по её лицу, отмечая рассыпанные на нём крошечные родинки. – И вообще, откуда ты это узнала?

– Письмо дяди Альберта у мамы прочитала, – ответила Хелла, отводя взгляд, словно признавшись в чём-то постыдном. Щеки её слегка покраснели.