– Эй!
От неожиданности Крис шарахнулась в сторону, больно отбив мизинец на ноге.
– Эй! Я видела тебя!
Осторожно выглянув через грязный иллюминатор, Крис увидела дородную торговку, одетую в гигантскую юбку и такую же огромную блузу, приобретшую после многочисленных стирок неприятный сероватый оттенок. Выставив вперед ногу, обутую в высокий резиновый сапог, и уперев руки в бока, она стояла как раз напротив баркаса, где пряталась Крис. Опасливо ткнув ногой в узкие сходни, соединяющие баркас и пристань, торговка все же не решилась последовать за бродяжкой. «Еще не хватало упасть в море», – опасливо подумала она и от бессильной злобы заорала еще громче:
– А ну-ка вылазь! Зараза такая! Я тебе покажу как воровать!
Заорала так громко, что сама чуть не оглохла. Отощавшие за долгую зиму чайки, ругаясь на все лады, испуганно поднялись в воздух. Они не выносили шум, источником которого был кто‑то другой, кроме них. Они словно кричали:
«Кто дал право этой грязной женщине так вести себя на нашей пристани, где мы уже много лет полноправные хозяева?»
Чайки начали возмущенно кружить над торговкой, требуя, чтобы та немедленно замолчала. Торговка, не обратив на них ни малейшего внимания, склонилась и стала внимательно разглядывать грязные следы, еще не успевшие высохнуть на утреннем солнце.
Крис мысленно обругала себя. Это надо же так оплошать.
– Вот противная старуха! Чего ко мне прицепилась? – сквозь зубы проворчала Крис.
Надеясь на то, что торговке надоест орать и она уйдет к прилавку, девочка забилась в угол трюма и легла на пол, свернувшись калачиком. Прижимая щеку к теплому полу, она с наслаждением втянула ноздрями пряный сладковатый запах рыбы. Светлые доски навсегда впитали ее запах, и никакое мытье, скобление острым ножом не могло изгнать его. В этом трюме рыбу перевозили тоннами. Если рыбалка затягивалась, здесь же ее солили, чтобы не привезти на берег вместо улова на продажу тухлую рыбу, что и на корм животным не сгодится.
Для кого‑то этот запах неприятен. Деловые кухарки с господских домов верхнего города, с утра заполняющие пристань, чтобы купить свежую рыбу к обеду, брезгливо морщили нос и кривились, прикрывая лицо ажурным белоснежным платком. Они неодобрительно смотрели на торговок, в чью кожу рыбный запах въелся так же сильно, как и во все вокруг на этой унылой рыбацкой пристани, и качали головой, переговариваясь: «Безобразие… Как же можно так запустить себя…» Торговки фыркали, сноровисто доставали рыбу из ларей, заполненных льдом, и весело шлепали ее на весы. Ледяная крошка брызгала во все стороны, и кухарки, поджав губы, отпрыгивали в сторону, ругаясь так, что уже ничем не отличались от торговок.
Для них этот запах, может, и отталкивающий, а вот для голодной Крис нет ничего слаще. Вдыхая солоноватый запах, она мучилась от боли в желудке. Голод заглушил все. Даже мысли о назойливой торговке, продолжающей упорно стоять возле мостка, куда‑то пропали. Упершись носом в доски, она представила себе, что сидит за длинным столом и аккуратно, используя целую кучу приборов, ест рыбу с аристократической грациозностью и утонченностью.
Боль стала невыносимой, как и запах, щекочущий ноздри. Решившись, Крис высунула кончик языка и лизнула остро пахнущую древесину. И сразу поняла, что сделала это зря. Доски насквозь пропитала соль, словно она лизнула солонку. Во рту все моментально высохло. Вытащив язык наружу, Крис подумала, что ей станет легче, но не тут‑то было. Спертый воздух окончательно высушил рот, и девочка испуганно представила, что без глотка воды умрет здесь от жажды.