Семейная летопись. 1933 год

Холодно. Хочется спрятаться,

Тени застыли в углах.

Мир мой завис и качается

У лукавого на рогах.

 Отец оттолкнул Елизавету:

Беги, дочка. Потом поздно будет! Схоронись у тётки Фроси. И прячься от чужих, чтоб ни одна душа тебя не увидела. Попросись жить у тётки в овине. Сейчас лето, выживешь. Только выживи, родная!

 Лиза нерешительно оглянулась на распахнутое окно, на которое указывал отец. Окно, которым она так гордилась, ведь оно открывалось по-городскому, теперь в ночи казалось черной дырой, через которую нужно бежать. Откуда? Из родного дома?

Батюшка!

Христа ради, девка, беги, они уже на крыльце, Полкана прибили, ироды.

И вправду, уже близко были слышны чужие грубые голоса, к ним добавился грохот ударов по двери, заглушая материн голос, читавший в соседней горнице молитву. Отец ещё помог спуститься, держа её за руки, на миг задержал дочерины ладони в своих, нагнулся поцеловать их:

Храни тебя Бог и Пресвятая Богородица!

Коснувшись земли, Лиза присела, оглядываясь. Окно над её головой мягко захлопнулось. Во дворе были люди, должно быть, оставили караулить. Нужно было тихонько уходить огородом в овраг, к речке. Разросшаяся вдоль берега черёмуха надёжно укроет. Ночь, хмурая, безлунная помогала беглянке. Низко пригибаясь, Лиза старалась скорее добраться до высоких кустов картошки, как вдруг наткнулась на что-то мягкое,  вздрогнувшее у неё под рукой.

Полкаша! – пес не шевельнулся, видно, это была его последняя предсмертная судорога. Кусая губы, чтоб в голос не разреветься, Лиза обогнула собаку. Дальше! Батюшка велел уходить. Оказавшись в лесу, наконец, выпрямилась в полный рост, прижала руки к бешено стучавшему сердцу и почувствовала исходящий от ладоней запах собачьей шерсти. Тыльные стороны рук, казалось, горели. Лиза вспомнила, как поцеловал их отец, прижала к губам, заглушая рвущиеся изнутри рыдания. К исходу ночи она добралась до дальней заимки, где жила старая тётка по отцу с глухонемым сыном. Только увидев дом, ужаснулась, как это она одна прошла по ночному лесу, только сейчас испугалась и бросилась бежать к темному дому. Залаяли собаки, но быстро умолкли, девочка часто бывала здесь. Но в предутреннем мороке всё казалось чужим и мёртвым. На шум выглянула в окно тётка, увидела девочку, метнулась внутрь дома. Заскрипели открываемые запоры.

Лиза пролежала в горячке не меньше недели. Когда очнулась, не сразу вспомнила, где она, что случилось. Рассматривая то свои кулачки, покрытые поджившими ссадинами, то тревожное лицо тётки, боялась спросить. Но память возвращалась. Постепенно она узнала всё. Тётка Фрося осторожно съездила на их заимку, она была пуста и разграблена. В Краснопольской деревне удалось узнать подробности. Лизиного отца, Андрея Распутина, арестовали в тот же день и отправили с партией таких же раскулаченных в Черемхово, работать в шахтах. Мать, Ксению увезли только на третий день, по слухам, её видели в больнице соседнего села Залари. Тётка Фрося не стала говорить, что видевшие Ксению добавляли, что та тронулась умом. Вызнала она и то, что особенно при аресте усердствовали братья Лыховы, они же и оставались с несчастной Ксенией эти два дня в доме. А ещё Лыховы искали девочку, зачем, непонятно. Кому мог понадобиться несчастный ребёнок?

Дня через три Фрося обратила внимание, что с раннего утра собаки то и дело лают в сторону леса. Сын Иван порывался сходить туда с собаками, но Фрося не пустила: псы лаяли не как на зверя, а как на человека. К вечеру непрошенные гости заявились сами. Фрося готовилась доить  корову, когда старший Лыхов вырос перед ней, как из под земли. Навёл своё ружье на беззащитную скотину и потребовал выдать дочку Распутиных.