Я захлопнула блокнот, напоминая себе, что вспоминать об Эдике я вовсе не собираюсь. Наша история закончилась в тот день, когда я два часа простояла у него под дверью в надежде, что он выйдет и я смогу объяснить, что ничего у меня с Борисом не было. Он все придумал специально, чтобы нас разлучить.

Чтобы отвлечься, я направилась в мамину спальню. Включив ночник, присела на кровать. У изголовья стояла старинная этажерка, на которой теснились запылившиеся книги, свечи, вазочки и разные мелочи. Протянув руку к первой попавшейся книге, я случайно задела стеклянную пепельницу, и она с глухим стуком упала на деревянный пол. Я облегченно вздохнула – не разбилась. Ведь это память о папе, которого мы с мамой потеряли слишком рано.

Из пепельницы высыпалась россыпь мелочей: заколки, резинки для волос, колечки и прочая мелочь. Я быстро собрала все и вернула на место, аккуратно сложив справа от тряпичной куклы с длинными косами на круглой ватной голове. Мама всегда бережно хранила все, что было ей дорого, но так и не успела перевезти это в новую квартиру.

Над кроватью висели фотографии: маленькая девочка с родителями, она же, но постарше, уже одна, девушка с распущенными волнами, сбоку подхваченными заколкой, и папа с черной лентой на углу рамы. На другой стене – мастерски отрисованные акварели, оформленные в паспарту: портреты меня и папы, озеро в камышах, которое родители обнаружили во время свадебного путешествия, сосновый лес на закате, где мама гостила у подруги, любопытная ворона на деревянном заборе, том самом, через который я так часто перелезала, отдыхая на юге у бабушки.

Я вздохнула. Надо было как-то расположиться и поспать – утром предстояло много работы.

Но, прежде чем лечь, я отыскала в шкафу белье и застелила постель. Подключила воду – мама на всякий случай выключила все перед отъездом. Когда согрелась после дороги, отправилась в душ, невольно отмечая в голове, что нужно будет купить несколько вещей на завтра, чтобы сделать свое пребывание здесь максимально комфортным.

После разобрала чемодан, вытащила из него оставшуюся провизию и заварила чаю. В запасе еще был кофе и какао, немного сахара и пара бутербродов. До утра я точно не пропаду. Хотя, конечно, было бы разумнее подготовиться получше, зная, что приеду ночью. Я мысленно отругала себя за то, что не подумала этот момент.

Я понятия не имела, что буду делать дальше после праздников. День, когда собиралась всерьез об этом подумать – пятое января. К счастью, у меня имелась небольшая заначка, а еще я всегда могла подзаработать удаленно как дизайнер, так что о голодной смерти можно не беспокоиться.

Подойдя к окну, я выглянула на улицу. Напротив нашего дома стоял еще один – такой же серый и тоскливый, но немного ниже, всего в пять этажей. Свет горел лишь в одном окне, и это показалось странным. Еще не пробило и девяти – слишком рано укладываться спать. Но больше всего удивило другое: во дворе горел только один фонарь. Тот самый, под которым мы недавно встретились с Эдом. Холодный свет мигал неравномерно, так и норовил погаснуть. Остальные не работали вовсе.

Не было и привычных для декабря праздничных огней. Никто не потрудился установить елку или хотя бы украсить ту малышку, что давно выросла во дворе. Конечно, до Нового года еще оставалось время, но в моем детстве дворы здесь наряжали заранее – за полтора, а то и за два месяца. Это всегда оживляло серые зимние вечера и поднимало настроение. Сейчас же казалось, что город потерял ту искру, которая когда-то грела его в долгий холодный сезон.

Внезапно я задумалась о том, нарядила ли елку тетя, но быстро отогнала эти мысли. Ехать к ней я все равно не собиралась. Все у нас в семье упрямцы, и я не исключение.