Всю ночь долгую девицы шушукались, парни к ним прислушивались. За окнами вои прохаживались, сны детей княжеских охраняли, волки голодные по зимнику шмыгали, выли на луну глазливую, в подполе мыши шуршали досужие, да ветер в поднебесье метался птицей одинокой.
Ладно все…
Хоть и тихие места, спокойные, на пути торговом, налаженном, но, все ж…
Это потом только понял Антар, что вои князя лесного охраняют место торговое от лихих людей. Не то, давно бы и заимку спалили и лабаз разорили, товаром богатый и его самого, сына купеческого, убили бы.
Спасибо за всё князю Оихелю, его дружбе с Алтау спасибо.
Малица в дорогу обратную и не собиралась, словно прижилась в избе у Антара, а тот и рад безмерно.
Была б на то воля его, он бы в дом деву хозяйкой ввёл, только, вот, заимка та, не его, отцова, а Малица, как-никак, княжна лесная. Не невеста ему, а дочь отечная, роду-племени непростого. Куда уж ему, сыну купца велиморского?
Говаривал Дао не раз, что кружат женихи, вьются, руки Малицы добиваются, с дарами к отцу её, князю, шастают, но тот, дочь не неволил. Обещался Оихель матери её, Алиане, дочь замуж по любви отдать, с выбором её смиряясь.
Это ему, Дао, как наследнику княжескому, деваться некуда – как отец повелит, так и будет. Милая – не милая, кому до того дела? Отец – князь, ему, всяко дело, виднее какую девку в свой род древний вводить и с каким родом кровью делиться.
Дао же, всё по русалочке вздыхал, да баловал Тайку подарками немудреными – то бусы рябиновые на шею белую оденет, то платочек узорчатый поднесёт. А на днях, так вообще учудил – подарил Тайке диво-дивное. Гармоника называется.
Дорогой подарок, эльфийская придумка, гармоника та.
Тайка ее к губам приложила, да и давай насвистывать, мелодии выводить. Да красиво так, что у всех, кто музыку ту слышал, душа плакать начинала.
Мастерица, как оказалось, Тайка была – играет музыку свою, да приплясывает, ногами притопывает, а за ней и все остальные в пляс пускаются, в охотку.
Антару не веселее стало от слов тех – разве дано ему, Жаборотышу, счастье подобное? Даром, что росту высокого вымахал, а, до остального, как? Малицу, поди, не простые парни добиваются, а вои знатные, родовитые, куда ему, со свиным рылом, да в калачный ряд?
А что, добра к ним Малица, сверх меры, так, то по чистоте души её, да милости великой – сердце дева лесная имеет большое, к людям отзывчивое.
И не токмо к людям, к нелюдям тоже.
Вон, как с Тайкой обжимаются, да хохочут, чисто подружки закадычные.
Тайка, сестра его, по хозяйству споро управлялась. Когда научилась токмо? И, коня покормить, и воям похлёбку сварганить, и рубаху, ему, Антару, братцу новоявленному, починить, и на свистульке сыграть, забаве детской.
На свистульке, особливо ловко выходило – братцы-работнички слушать любили, уши развесив и улыбаясь блаженно.
Говорили о том, что под игру её складную, работа спорится-ладится и на душе светлее становится.
Теперь вот и гармоника есть у нее.
Малица в короткий срок помогла, обучила – не дело деве младой неумехой на лавке лежать, щёки хомячьи наедать. Они и без того у Тайки славные – румяные, тугие, как яблочко наливное, да с ямочками, божьей отметиной.
Так и гуляли втроем по окрестностям, в то время конечно, когда Антар торгом занят не был.
И чего только не привозили лесняки на торжище к Антару – меха дивные зверя лесного, зуб белый, крепкий, для фигурок резных годный, мед стоялый, душистый, травы разные, от хворей полезные, кожи славные, да поделки дивные – бусы из камней разноцветных и камня желтого, свет солнца самого, впитавшего.
А еще, ягоду редкую, из-под снега добытую – снежавику.