Пара дней прошла в хлопотах по сбору вещей, благо их оказалось у Лизет немного, да в последних приготовлениях к отъезду. В последний день к ней в комнату заглянул Мишель, чего не делал уже давно. Он извинился за вторжение, но, напустив на себя весёлый и беззаботный вид, сообщил ей, что завтра будет иметь честь сопровождать её в пути и клянётся, что доставит её к родственникам в целости и безопасности. Она и не заметит, как пролетит время! Её не слишком воодушевили эти слова, радости от будущей поездки она не испытывала, покидать дом не хотела, но она поблагодарила его, как полагается, выразив надежду, что ему не будет слишком скучно с нею в карете, ведь он предпочитает более высокое общество. Он слегка опешил, а затем сказал, что это было его решение. Он настоял, и матери пришлось согласиться! Теперь Лизет, застыла у окна, поражённая мыслью, что тетушка собиралась отпустить её одну в такой долгий путь, и если бы не Мишель, то никто бы не позаботился о её безопасности. Когда он ушёл, она ещё долго обдумывала его слова, подозрения в его симпатии снова завладели ею. Она надеялась только, что он не осмелится оказывать ей никакие знаки внимания в пути.

Вечером она зашла попрощаться к своим маленькими кузинами и кузенами, которые, не желая её отпускать, тянули её к себе за подол платья, висели на шее, а кое-кто даже заплакал. Старшие её кузины были более сдержанны. Они обещали ей писать и рассказывать во всех подробностях о модах, которые придут в Петербург после её отъезда. Уже когда она собралась спать, к ней зашла Василиса Ивановна пожелать спокойной ночи и доброго пути. Она ещё никогда не была с Лизет такой ласковой, никогда ещё не смотрела на неё с таким участием, как в тот день, и Лизет уже была готова поверить в её искренние чувства, но вовремя вспомнила о том, кто её высылает.

На утро Мишель и Лизет завтракали одни. К ним никто не вышел из домочадцев; в доме было принято завтракать не раньше девяти, а сейчас на часах было только половина восьмого. У Лизет словно ком стоял в горле, она почти ничего не смогла съесть, полная тревог и волнений, её спутник, напротив, хорошо подкрепился и пытался шутками и разговорами поднять настроение своей кузине. Ей было неприятно, ведь вместо слов поддержки, вместо сочувствия она видела только его легкомыслие и напускную небрежность. Как ей было бы легче, если бы он мог разделить с ней грусть и её тяжелые думы! Но увы! Она не могла ему довериться, ибо знала, что он избегает тяжёлых мыслей и как огня боится глубоких переживаний.

Вскоре вещи были погружены в экипаж, и кучер уже сидел на козлах, когда она бросила последний печальный взгляд на дом. Снова переезд! Снова она должна привыкать к новому месту и чужой, незнакомый ей дом назвать своим. Хоть здесь она и была не очень счастлива, но и никаких бед не знала, она ко всем уже привыкла, обитателей по-своему любила, каждому прощала их слабости. Нет, её не пугала простая жизнь, которую ей предстояло вести в деревне, но знакомство с новыми людьми и выстраивание новых отношений казалось ей тяжким бременем, которое она вынуждена была взять на себя.

С наступлением мая снег на дорогах уж весь растаял, хоть ветер и был ещё довольно холодным и порывистым, солнце уже светило вовсю и обещало двум пассажирам приятную, без вынужденных задержек из-за распутицы, поездку из столицы в село Покровское.

Они уже проехали больше половины пути, и уж давно меж ними установилось молчание, хотя поначалу они обсудили и прекрасную погоду, и что им ничто не помешает довольно быстро добраться до места назначения. Мишель то и дело поглядывал на противоположное сидение, бледное лицо Лизет невольно приковывало его внимание, ведь за окном кареты не было ничего интересного: чёрные поля, леса, тянувшиеся до горизонта да карканье ворон – вот и всё сопровождение одиноких путешественников.