Ничего не выходит. Попробую сам себя успокоить. Щёлк-щёлк. Зажёг ненадолго лампу. К сожалению, единственным чтивом, которым мне удалось обзавестись, была незаурядная инструкция-напоминалка для смотрителей. Хоть бы картинки нарисовали, ей-богу. «Своевременное «включение» маяка – самая ответственная задача смотрителя. Всё по порядку: заправить канистру керосином; подняться по колонне на верх; выйти в фонарное помещение; залить жидкость в специальное отверстие и зажечь лампу; поднять с помощью вала грузик, медленное опускание которого приводит в движение крутящие лампу шестерни; поддерживать свечение до рассвета…» Я бы мог выходить на прогулку днём, если бы не непонятное бодрствование старика, который мог проснуться в любое время до вечера. Так что мне осталось только утро, которое он тоже хочет отнять. Надеюсь, что ему это не удастся. Не удастся. Под маяком никто не живёт. Конец записи.

Обычно я ненавижу туман – это означает, что Джефф весь день будет на маяке и мне придётся сидеть внизу, смотря в окно или заниматься чем ещё угодно – выйти всё равно не получится. Однако, сегодня он принёс вместе с собой какое-то особенное успокоение. Думаю, что сегодня я хорошо отдохну. Есть не хочется, так что я просто посмотрю на океан и вернусь на матрас. Конец записи.

Да уж, похолодало стремительно быстро. Сегодня всего лишь десятое, а мне уже не удаётся спать без зажжённых керосинок. Туман держится вот уже пару дней, и я не нахожу себе места в комнате. Брождение туда-сюда ни к чему не приводит. Еда надоела. Суп надоел. Хочется поговорить с кем-то, кроме него. Подумываю рискнуть и выйти-таки на прогулку. Скрытно, по кустам добраться до другой стороны острова, на которую Джефф всяко без надобности не сунется, а в туман у него такая потребность не возникнет решительно точно. И пускай ему эта затея не нравится – так жить уже нельзя! Куда это годится? Быт мой ежедневный начинает сводить с ума. Но больше прочего меня раздражает неопределённость, воцарившаяся не так давно вокруг. Отчего размеренный шум маяка и океана становятся не успокаивающими, а, скорее, нагоняющими тревогу – я знать не могу. Любопытно, что это так же резко меняется и наоборот. И поведать, кроме этой штуковины у меня на столе, некому. Да уж, понимаю Джеффа. Мне бы тоже собаку. Но у него хотя бы семья на материке есть! Впрочем, на самом деле, мне это не известно, но я так думаю. Иначе зачем ему эта работа? Конец записи.

Только сейчас я подумал о том, что, возможно, семьи так же были и у двух прошлых. Жаль. Однако, если пораскинуть мозгами, то первый был откровенно сам виноват. Второй же, может, и не до такой же степени, но тоже. По крайней мере, так говорит он. И я с ним согласен. И пускай скажут спасибо, где бы они сейчас не были, что я по-людски с ними обошёлся, а не выкинул в океан с обрыва, как собак! Джефф не такой – работящий, честный. Не хочу, чтобы он переставал таким быть. А если бы он знал – так же бы этого не хотел. Конец записи.

Продолжаю вести бумажные табели. И всё-таки это утомляет. Думаю, что прекращу и уж лучше буду больше записываться сюда – это проще и удобнее. Навык мой письма, конечно, от этого может и пострадать, но, с другой стороны, пригодится ли он мне ещё хоть когда-нибудь? Не знаю. Двенадцатое число. Скоро станет совсем морозно даже для того, чтобы сидеть без печки днём, чего уж говорить о ночи. Выходил погулять. Погода с утра была чудесная и я, дождавшись захода Джеффа в дом, всё-таки решился обойти весь остров. Чувство страха смешалось с тревогой, но, всё же, такой всплеск адреналина время от времени мне полезен. На пути обратно я уже бежал, беспокоясь за то, что смотритель проснётся раньше положенного. Было боязно и любопытно. Я наконец-то вдохнул морозного океанского воздуха полной грудью, смотря на мрачный, пасмурный, но невероятно живописный и величественный образ, открывающийся с обрыва на другом конце острова. Маяк оттуда кажется странной разрисованной горой со стекляшкой на верхушке. Люблю маяк. Конец записи.