– А Мата Хари?[5]

– запальчиво возразила Кристина. – Я читала, что она была ошеломляюще красива.

– Мата Хари и погибла из-за своей фатальной красоты, ибо не могла и шагу ступить без чужого, большей частью похотливого взгляда… А ревность неудачливых воздыхателей порождает самые фантастические версии, порой – очень вероятные. Они и привели красавицу на казнь… Но вы не ответили на мой вопрос. Так что же вас вынудило поспешить с работой?

Глаза девушки неожиданно блеснули:

– Я немка, и мол долг – служить рейху!

– Похвальное намерение, – кисло отметил Хейниш, – но не стоит зря горячиться, фрейлейн. Сейчас мы все окончательно выясним. – Он вынул из конверта фотографии и разложил их на столе. – Только не волнуйтесь, фрейлейн, прошу вас. Приглядитесь спокойно и скажите, есть ли среди этих людей ваши знакомые?!

– Мама! – вырвалось у Кристины.

Хейниша начали раздражать все эти девичьи эмоции. Он никак не мог добиться цели. И чувствовал себя каким-то котом, который напрасно глазеет на аппетитную колбасу сквозь стеклянную витрину магазина. Он рассчитывал, что Кристина или возьмет в руки фотографии родителей, или же совсем не узнает их… Сразу все стало бы ясно как на ладони: если возьмет фото под номером пять и шесть – она дочь Бергеров, если не узнает – что ж, конец известный, хотя и жаль ставить под автоматы такое очаровательное создание. А девчонка, поглядите, уже битый час твердит о родственных чувствах. Ах уж эти женщины – никакой тебе выдержки! Правда, всего лишь месяц назад она похоронила трагически погибшую мать, поэтому, вероятно, и вырвалось у нее самое первое – «мама»! Однако с ее эмоциями необходимо наконец кончать.

– Вы, кажется, увидели среди этих людей свою мать… Интересно! Покажите мне ее, фрейлейн!

– Мама! – сказала Кристина, не стесняясь и не вытирая слез, и взяла фото под номером пять. – Отец! – взяла фото с номером шесть.

– Вот и все, фрейлейн Бергер. – Лицо Хейниша озарилось. Он впервые за все время разговора подчеркнуто обратился к ней по фамилии. – Да-да, это была небольшая, но необходимая проверка. – Заговорщицки наклонился к Кристине и лукаво добавил: – Надеюсь, вы извините меня, если я напомню вам некий разговор. Помните, я сказал, что вам больше к лицу черный цвет и что мои комплименты имеют практическое значение. Так вот, с этой минуты вы работаете в СД!

– Не понимаю, – растерянно прошептала Кристина.

– Мы считаем, – приветливо продолжал Хейниш, – что на службе в имперской безопасности вы принесете рейху больше пользы, чем в никчемном бургомистрате. Как видите, ваши патриотические порывы нами учтены…

– Это огромная честь для меня, господин штурмбаннфюрер! – Девушка говорила искренне, но в ее голосе чувствовалась тревога. – Если есть такая необходимость, я приложу все силы, будьте уверены. Но справлюсь ли я? Я же ничего не умею и ничего не понимаю в вашей работе.

– И сумеете, и справитесь, фрейлейн. Вы знаете три языка – немецкий, русский, украинский. В здешних условиях ваши знания – клад. Отныне вы – мой секретарь, а если возникнет такая нужда, то будете еще выполнять функции переводчика, разумеется, с соответствующей дополнительной оплатой. Ведь вы прекрасно переводите, фрейлейн! Я имел честь лично убедиться в этом! – И, вероятно вспомнив обстоятельства их знакомства, он со сдержанным смехом спросил: – Кстати, какое мнение у вас сложилось о бургомистре?

– Животное, грязное и примитивное!

– О, у вас безошибочный инстинкт настоящей арийки! Однако с расовой теорией вам необходимо ознакомиться глубже. Ученые Великогермании, – подчеркнул Хейниш, – разработали подробную таблицу добродетелей идеального арийца. И вам эти черты господствующего расового превосходства надо не только знать, но и повседневно воспитывать в себе. Какие же они, эти черты настоящего сверхчеловека? Готовность к самопожертвованию во имя Германии. Безотказное послушание. Самоотверженная преданность великим идеям фюрера. Решительность и безжалостность в действиях на пользу рейху. Способность властвовать над рабами и конструктивно управлять унтерменшами…