– Высшего качества, – заверил Хейниш и щелкнул зажигалкой. Он закурил и прищурился, словно бы от седоватого дымка. – Так вот, объясните мне, почему и как вы очутились здесь?

– Но ведь меня привез сюда ваш адъютант! – удивленно подняла на него глаза Кристина. – Я считала – по вашему приказу…

– Я, вероятно, неточно выразился. Не об этом речь, фрейлейн. Поэтому повторяю: почему и как вы оказались в нашем городе?

– Не понимаю, господин майор, – явно растерялась Кристина.

– Штурмбаннфюрер, – поправил ее Хейниш. – Майор – это армейское звание.

– Стыдно сказать, но я все еще не очень разбираюсь…

– Вскоре будете разбираться… Вы родились в Галиции, не так ли?

– Да, господин штурмбаннфюрер.

– И жили там?

– Все время…

– Тогда почему же оказались здесь, на Северном Кавказе?

– Если вас интересует это, то пожалуйста… История моя короткая, как и жизнь… В Галиции мы жили в немецкой колонии Найдорф, поблизости от Дрогобыча. Оттуда нас всех вывезли в Россию. Сначала уверяли, будто повезут к немцам Поволжья, а потом решили перебросить еще дальше – в глухой угол Казахстана. Под Шелестевкой, Ростовской области, наш эшелон попал под бомбы самолетов. Там погибла… моя мама, – Кристина торопливо вытащила шелковый платочек с вышитыми готическими инициалами «К. В.» – Там моя мама и похоронена, в общей могиле.

– Я надеюсь, вы понимаете, фрейлейн, что в вашей трагедии виновны не немцы, а большевики, которые отрывают людей от родных мест и домов, – осторожно заметил Хейниш, внимательно наблюдая за выражением лица девушки. – Более того, насколько мне известно, поместье Найдорф не задела ни одна немецкая пуля. Даже случайная. Там сейчас военный госпиталь.

– Мы и не хотели ехать, но нас принудили. Сначала отобрали все нажитое, а потом и самих загнали в вагоны.

– Успокойтесь, фрейлейн, – Хейниш поднялся, подошел к сифону. – Выпейте стакан минеральной воды. Охлажденная!

– Благодарю, господин штурмбаннфюрер. Вы очень внимательны.

– Теперь вы имеете полную возможность вернуться домой.

– О, я думала об этом. Но мне было бы там очень грустно и тоскливо – ни родных, ни знакомых… А каждая мелочь напоминала бы мне моих несчастных родителей… Я и от эшелона пошла куда глаза глядят… Некоторое время жила и работала мобилизованной на хуторе колхоза имени Калинина Ростовской области. Потом снова принудительная эвакуация, бегство людей. Жутко вспомнить… Только мой верный пес не оставил меня и защищал от злых людей. Так вот я и очутилась здесь… К счастью, – она вдруг оживилась, – немецкие танки двигаются быстрее, чем неповоротливые коровы. Танки опередили нас еще в степи. Все, кто направлялся в большевистский тыл, панически разбежались кто куда. Скотину покинули на произвол судьбы… А я направилась в этот, теперь уже немецкий, город и сразу же пошла в комендатуру. Заместитель коменданта Функеля герр Мюллер отнесся ко мне весьма благосклонно и немедленно обеспечил хорошей работой в бургомистрате. Я ему очень благодарна – это по-настоящему благородный и отзывчивый господин…

– Но почему же вы так торопились устроиться на работу? – щурился за дымком Хейниш.

Кристина Бергер печально взглянула на него и с горьким упреком сказала:

– Я вижу, вы меня в чем-то подозреваете, господин штурмбаннфюрер? – Слезы у нее высохли, и она даже с некоторым вызовом посмотрела на Хейниша. В ее глазах вспыхнуло неприкрытое возмущение, но штурмбаннфюрер старался его не замечать. – Неужели? – и глаза ее увлажнились.

Он непринужденно хохотнул:

– Вы начинаете мне нравиться, фрейлейн! Боже мой, какой глупец берет в разведку очаровательных девушек? Красота – это особая примета, которая каждому бросается в глаза, а значит, опасная. Разведка – дело сереньких и неприметных людишек.