– Нет, конечно.

– Тогда я пас. Рестораны мне поперек горла, знаешь ли.

Открываю крышку ноутбука и продолжаю набирать текст письма, расшифровывая свою стенографию разговорной речи начальника: я все так же пишу письма под диктовку. В какой-то момент он заявил, что ему так удобнее и лучше думается и демонстративно добавил в инструкцию с перечнем обязанностей, отправив мне исправленную версию. С этим сам справился, как ни странно.

Неугомонный Ярослав решает брать штурмом, обходит стол и склоняется надо мной.

– Что за бредятина? – бормочет мне в макушку.

– Конспект, – хмыкает Покровский, торжественно выплывая из кабинета.

Он подходит ближе, а мне становится крайне неуютно. Бросаю косой взгляд на Ярослава, нервно перебираю пальцами над клавиатурой.

– Может тебе к психологу походить? – предлагает Туров недовольно, заметив мою реакцию на территориальное расположение между двух мужчин.

Я на пределе. Конечно, виной тому я сама, Покровский-то ведет себя безупречно. Но именно в этом и проблема! Никто мне ничего, разумеется, так и не рассказал. Я просто приезжаю на работу, пашу, поднимая голову только для того, чтобы сходить сделать кофе и отнести его шефу или шефу и тем, кто к нему приходит. Все. Я на него работаю и ничего больше. Это бесит, вообще-то.

Отталкиваюсь от стола так резко, что Ярослав едва успевает убрать ноги от колесиков моего стула.

– Это было грубо, кошка, – хмурится, придавливая меня тяжелым взглядом, сует руки в карманы. – Запишу тебя на прием.

– Может, лучше сразу в психушку запрете? На ПМЖ, – знаю ведь, что он прав, что веду себя взбалмошно, но, блин!

Я влюблена. Влюблена в своего начальника, минуты не проходит, чтобы я не думала о нем. Под ложечкой сосет беспрестанно, его сдержанность ранит, и я ничего не могу с этим поделать. Каждое утро цепляю безразличную маску, поджимаю губы и топаю на работу, потому что уволиться – еще хуже. Потому что лучше видеть его и маяться, чем не видеть вовсе. Но сколько же сил уходит на это показное равнодушие!

Губы дрожат. Сердце грохочет. Дышу как после пробежки, платье на груди натягивается так, что чувствую, как кромка врезается в кожу при каждом новом вдохе. Глаза щиплет от попытки сдержать слезы.

– Зачем же сразу в психушку, – произносит Ярослав осторожно и делает крошечный шаг назад, будто мой воинственно-жалкий вид его пугает. – Поборемся за твое психическое здоровье своими силами.

– Я сейчас расплачусь, – предупреждаю шепотом, чувствуя на себя взгляд Покровского. Всегда чувствую. И ни с чьим другим не перепутаю.

– Я вижу, – Ярослав кивает и подает мне руку. – И предлагаю тебе не просто обед. Это будет настоящее шоу.

– О чем ты? – выдыхаю, вкладывая свою руку в его.

– В машине расскажу, – шепчет на ухо, выдернув со стула.

Выходим втроем. Покровский садится в свою машину, я – к Ярославу. Он дожидается, когда Владислав поедет и аккуратно пристраивается за ним. Как мне показалось, тот своего величайшего позволения не давал.

– Куда мы?

– Пока не знаю, – прыскает с озорством. – Но тебе понравится, гарантирую! У нашего дорого начальника назначен обед с матушкой. Сядем поближе, чтобы ты могла видеть его выражение лица.

Мои губы сами собой растягиваются в ехидной улыбке, едва я вижу ее. Елена Анатольевна, если я правильно помню. Высокая стройная женщина с идеальной осанкой, аккуратно уложенными волосами натурального каштанового цвета с не закрашенной сединой, тонкими аристократическими чертами лица, безупречными манерами и холодными светло-голубыми глазами. Стильная, утонченная, с непомерным чувством собственного достоинства.