В доме его была одна подправленная увеличенная карточка с заретушированными утратами. Иногда он ставил её на стол, повернув к свету, и спрашивал: «Ну что, мама, прорвёмся? Ещё немного продержаться надо. Я смогу – ты не волнуйся. Это вредно. Даже там, мама…

Ты поверишь, мама… они сами топорщатся и стучат строчками, как каблучками по доскам на мостике у озера, когда Машка прибегала… знаешь, это так забавно – какая-то щекотка между лопаток, и удержаться невозможно! Вот когда хочешь чихнуть и закрываешь рот, чтобы сдержаться – можно лопнуть, в ушах ломить начинает, как возле стодвадцатимиллиметрового миномёта, если уши не закрыть ладонями. Ты представляешь? Так забавно…»

***

У входа на асфальте валялись три огромные собаки, будто их внезапно настигла смерть… в боковой аллее вообще никого не было видно. Он открыл калитку, развязав кусок бельевой верёвки, служившей запором, положил перчатки на влажную скамеечку и сел на них.

– Мама, ты представляешь, он предлагает писать пьесу, заявку в министерство, аванс и всё такое…

– Ну, ты же мечтал об этом…

– Ты думаешь, мечтал?

– Во всяком случае, мне всегда так казалось… хотя…

– Мама, договаривай, – это очень серьёзно…

– Та женщина, что говорила тебе, что ты напрасно с ним имеешь дело, была права, по-моему…

– Ну, мама… это так субъективно…

– Творчество вообще субъективная вещь, но талант для окружающих объективен… это единственное неравенство, которое плодотворно на свете…

– Так ты мне не советуешь?

– Я этого не говорила никогда… видишь ли… без дипломатии не проживёшь, но ты не умеешь идти на компромиссы… как дед…

– Который вовремя умер?.. прости, мама, это так горько… но ему нужна пьеса, он не поставит ничего из того, что все знают… ему нужна новая пьеса…

– Ты хочешь по дружбе его выручить, а сам при этом думаешь о том, что такой удобный случай получить заказ… но публика об этом ничего не узнает…

– А если он хорошо поставит? Может быть, попадись ему в руки раньше настоящая пьеса, он бы не фальшивил и не шёл на компромиссы?

– Ты веришь в случай… в случайность… я – в судьбу… некоторые говорят – фатализм, некоторые – Бог… может быть, есть всё же такая книга, в которую занесли наши судьбы, или удачи и обиды…

– Мама, скажи, пожалуйста, я понимаю, что все прятались и врали молчанием, разговорами… но нет никаких следов…

– Думаю, что есть… но люди смертельно напуганы, и никогда не наступит время, которое развяжет им языки… только раскопки через века… ты знаешь, откуда залежи магния, скажем, на дне океана… это переработанные временем колонии бактерий… временем… ты не найдёшь следов… слишком мало времени прошло, понимаешь…

– Я чувствую, что мне надо сделать это…

– Дело художника доверять своему чувству… интуицию ещё не вывели с помощью формул…

– Ты всё шутишь… а как мне быть? Мне нужен материал. Легенда. Вечна только легенда…

– А «Ромео и Джульетта»?

– Конечно, конечно, легенда…

– Тогда ищи… хотя не понимаю, что ты себе напридумывал… наверное, там обыкновенное бытоописание того страшного, что он видел своими глазами, что пережил своим сердцем, что было его частью, его жизнью. Бытоописание и педагогические откровения, или открытия, если они возможны в той области… А тебе нужна легенда. И ты строишь её на ощущении неосязаемого и неощущаемого, прости за тавтологию, материала… это не научно… извини, я сегодня устала… можно же и самому выдумать легенду… может быть, ты прав… «Один день Ивана Денисовича» уже есть, и что бы кто ни написал – это всегда будет «Второй день», а нельзя быть вторым писателем, вторым актёром… эх, если бы ты пошёл в науку…