И чуть смелее – от помады след.
В саду у лилий, как всегда, мигрени,
Надушен ландыш. Слишком. Без границ.
А он хотел поцеловать колени
И даже возбужденный взмах ресниц.
Хотел раздеть весну до тонкой шали.
Погладить нежно линию бедра.
Дубы напротив напряженно ждали:
«Дотянут эти двое до утра?»
Акации цвели. И мяты холод.
Кусты сирени. Листьев веера.
А он все трогал осторожно ворот
И ее робкое: «Домой пора»…

…Луна надела серебряное платье. Тончайшая золотая вышивка украшала рукава. Распустила волосы. Сделала французский маникюр. Она сегодня была изящной, стройной и молодой. И сама себе нравилась.

На Земле кто-то целовался. Вон в том окне и в окне напротив. В маленьком доме и в большом. В старом городе и в новом. Луна счастливо засмеялась. Целовалась вся Земля. В квартире на седьмом этаже зарождалась новая жизнь. Луна присмотрелась – будет мальчик. На девятом – скоро родится девочка.

Луна была счастлива. Так же, как и те двое. Он припарковал машину еще в начале города и провожал ее домой. Пешком, как в 17 лет. Они шли медленно и говорили. Он рылся в памяти, выбирая самые забавные истории. Деревья поворачивались к ним ушами, чтобы все слышать. Он старался незаметно касаться ее груди, и от этого трава возбуждалась. Он ее хотел и стеснялся своего желания. Все было как впервые…

Сонная улица старалась не уснуть. Ее бодрил холодный песок. Он кончиками пальцев обнимал ее плечи. Видел со стороны свое волнение. Очень юное.

Он так хотел ее поцеловать, стоя у равнодушной железной двери. И не смог устоять. Наклонился. Он делал это миллион раз. Оказалось, нет. Первый… Губы, как пазлы, сошлись, и стала целостной картинка. Он ее целовал и понимал, что дышит из ее легких. И что дороги назад нет. И непонятно, у кого больше кружится голова: у него или у Луны. И неизвестно, как жить дальше…


…Город выглядел свежим. Кто-то ночью постирал асфальт. А наутро по нему пошли мысли: тысячи, миллионы разных мыслей. Они имели свою форму и цвет. Некоторые хорошо пахли. «Miss Dior» и «Fahrenheit».

Одни торопились, другим было некуда спешить. Мысли переходили на перекрестке, курили, молчали. Некоторые садились на лавочку и рвали на части хлеб для голубей. Были мысли смешные и глупые, ни о чем и о важном.

И среди всего этого хаоса, обрывков слов и фраз, многозначительного молчания выделялась одна ясная мысль. Она была полностью о нем. От момента рождения… Она была теплая, как ладонь, свежая, как первая земляника. Она пахла ветром, морем и небом. Она была вкусной до безумия…

Эта мысль была ее…

Он сидел за рабочим столом. Из-за солнца не было видно ни фисташковых стен, ни ореховых стульев. Потолок поднялся повыше, ближе к космосу. В кабинет вошла секретарша с чашкой травяного чая и бисквитами. Кофе он пил редко. Аритмия.

У нее задрожал поднос. Она его не узнала. Перед ней сидел совершенно другой человек. Она удивилась еще больше, когда отдал ей бисквиты. Худел…

Она закрыла дверь. Там было слишком много света. Там всего было слишком…

Он подошел к окну. Солнце сказало очередную шутку. И они вместе засмеялись. В кабинете стоял странный шум. Это перешептывались листья в кадках. И когда информация дошла последнего листка, история превратилась в сказку…

– Где же ты была раньше?

– А ты?

– Я проживал тысячу жизней… Я шел через страны, войны, голод, взлеты и падения, торопясь к тебе…


На деревьях лезли почки. Быстро. За ночь по листку. Уже вовсю на улицах продавали мороженое. Наливали прямо в хрустящие стаканчики. Она любила ванильно-шоколадное. А он? Кажется, не любил. Вили гнезда вороны. Спешили. Скоро дети. Поменяли костюмы билборды. Туфли сменили сапоги.