— Как мне с этим машину вести?

— Давай я… — закусив губу, смущенно предлагает Леся, я красноречиво толкаюсь стояком в ее ладонь.

— Давай ты, — пошло ухмыляюсь, намекая на быстрый минет. — А потом я, когда будем на месте. В долгу не останусь, малыш.

— Саш! — Олеся одёргивает руку, смотрит с укоризной. Что опять не так? Первый раз что ли? — Здесь не хочу, — отвечает на мой раздраженный взгляд.

— Да понял, не шипи, — разочаровано вздыхаю я и, отвернувшись, завожу машину.

С парковки мы выезжаем молча, она какое-то время неловко мнётся, словно не решаясь мне что-то сказать, а когда я спрашиваю в лоб, что случилось, Леся просит заехать на пять минут в больницу к какой-то Адушке. Соглашаюсь, скрепя сердце. Вижу, что для нее это важно, и отказать язык не поворачивается. От меня не убудет, в конце концов.

По пути Олеся оживленно рассказывает подробности бурной жизни столетней старухи, которой она больше года помогает с продуктами и уборкой. Я слушаю вполуха, сосредоточившись на вождении. Снова пошел снег, видимость херовая, пробки на каждом перекрестке. Поехали бы по прямой в Завидное, были бы через полчаса на месте, а тут крюк пришлось делать. Задержимся минимум на полтора часа.

У больницы еле нашел куда приткнуться. Вместо пяти минут Леся отсутствовала все сорок. Я успел полпачки выкурить и матери позвонить, выслушать в очередной раз, как ее Сереженька расстраивается из-за нашего с ним конфликта.

Они снова сошлись пять месяцев назад, и с тех пор мать не оставляет надежды нас помирить. Твердит, как зацикленная, что я как сын должен проявить уважение и сделать первый шаг. Меня упорно слышать не хочет, а я не хочу лишний раз спорить. Какое на хрен может быть уважение к мудаку, который выгнал мою мать и притащил в наш дом бл*ь, еще и беременную от другого? Если бы эта херня не вскрылась, он бы так и жил там со своей Юленькой, а на бывшую жену хер бы забил. Сколько я пытался до матери это донести? Со счету сбился, а она или глухая, или слепая… Хрен их разберешь. Все, что мог, я сделал. Пусть дальше сами. Без меня. Взрослые оба.

Олеся возвращается бледная, потерянная, тихая. Садится рядом, пристёгивается, извиняется, что задержалась, а у самой глаза опухшие, нос покраснел. Плакала.

— Расскажешь, что стряслось, Лесь? — участливо спрашиваю я, выезжая на трассу. Она шмыгает носом, зачем-то накручивая вокруг горла шарф. В салоне тепло, сиденья обогреваются. Замерзнуть нереально.

— Все нормально. Ухудшений нет, — трясет головой, стягивая шарф обратно. — Просто я понимаю, что она может в любой момент уйти. В таком возрасте врачи ничего не могут гарантировать.

— Малыш, врачи в любом возрасте не могут дать стопроцентной гарантии, — сухо произношу я, непроизвольно сжимая пальцы на руле. — У меня вчера девочка умерла, тебя на три года старше. Поступила к нам с последней стадией, метастазы по всему телу. Замужем не была, детей нет, жизни не видела. Вот это страшно.

— Прости, я… — выдыхает Леся, резко поворачивая голову и шокировано глядя на меня. — Ты говорил… Я помнила, но не спросила… — сбивчиво бормочет она, протягивая руку и гладя меня по щеке.

— Успокойся, малыш. От подобных исходов никто не застрахован. Я хочу сказать, что Адушке твоей повезло дожить до таких лет в своем уме и здравой памяти. Старость — привилегия для избранных.

— Ты прав, — тихо отзывается Леся, ее пальцы исчезают с моего лица, и она глубоко задумывается о чем-то своем.

Я не лезу с вопросами. Иногда мы все нуждаемся в личном пространстве, в паре минут тишины наедине с собой. Мне с Веснушкой даже молчать комфортно — пронзает внезапная мысль, гулко отдаваясь ударом в сердце. В самом начале отношений я был уверен, что мы и месяца не протянем. Прошло восемь, а кажется, что несколько недель. Олеся меня не раздражает, как было с другими, я терплю многочисленные косяки и глупые выходки, бардак в квартире и ее постоянные исчезновения. Она принесла в мою жизнь хаос, но мне с ней хорошо. По-настоящему хорошо. Вчера, когда Леся гнала меня к соседке, а потом заикнулась, что сама хочет уйти, я дико взбесился. Сам от себя такого не ожидал и только потом понял, что это был страх. Банальный страх потерять то, к чему привык…