И слава Богу.

«Жди меня здесь», – сказал Мурат, так и не взяв денег. Сказал и, как юнец, взбежал по лестнице наверх, на второй этаж. Минуту назад он всё решил. Хватит жить предсказуемой банальной жизнью, хватит тратить время в таверне: всю юность он мечтал о приключениях, о море, о любви – и вот теперь всё это ждало его. Ждало, как Анну её лодка из Трапезунда.

Мать зашла в комнату, по которой Мурат метался, как раненный зверь, лихорадочно кидая в сумку личные вещи. Закрыла за собой дверь.

– Ты не оставишь старую мать одну. Ты не оставишь таверну на меня.

Это был не вопрос, а констатация факта.

– Я мечтал об этом всю жизнь!

– Ты не оставишь старую мать одну.

Мурат почувствовал, как кураж покидает его.

– Я не могу жить без неё!

– Ты не оставишь меня одну в таверне.

Решимость испарилась.

– Отец взял с тебя обещание заботиться обо мне. Умру – уезжай, куда хочешь.

Руки опустились.

– Я хочу, чтобы ты жила, мама.

– Тогда иди и возьми с этой женщины деньги, которые она должна.

– Хорошо, мама.

Анна не могла совладать с тоской и тревогой, пока ждала Мурата внизу. Казалось, часы над барной стойкой тикают так громко, что звук набатом отдаётся в голове. Но Судьба хранит влюблённых. Анна не выдержала, вышла в сад. Мурат спускался по лестнице и, не дойдя последнюю пару ступенек, увидел в таверне тех самых хмурых мужчин с площади. Те, в свою очередь, заметили его:

– Вы укрываете у себя беглых греков?

Язык Мурата словно прилип к гортани. Где сейчас Анна? Если они спрашивают – значит, не нашли её. Только бы она оставалась там, где сейчас, и не заходила в общий зал!

Мурат взял себя в руки и силой преодолел последние две ступеньки.

– Вы из полиции?

– Мы слуги правосудия.

Мать Мурата зашипела на балконе, как разъяренная кошка, Анна от неожиданности вздрогнула и обернулась на звук. Пожилая женщина молча оттопырила четыре пальца, затем указала перстом на Анну и провела ладонью другой руки по горлу. Анна всё поняла. Изменилась в лице и незаметной тенью выскользнула через сад на улицу. Не помня себя, побежала к марине, где ждали лодка, Агапи, друзья и неизвестная жизнь. Но всё-таки жизнь.

В саду рассерженно зашипела кошка. Резкий звук прервал затянувшуюся паузу, заземлив электричество в воздухе.

Четверо хмурых мужчин разделились. Двое со скучающим видом начали ходить по таверне, двое продолжали беседовать с Муратом.

Где Анна? Она должна быть всё ещё в доме, нельзя пускать их туда!

– Что за вещи у вас стоят?

– Кто-то из жильцов съезжает.

– Мы поднимемся наверх.

– Если вы не из полиции, то не имеете права обыскивать комнаты.

Самый пожилой мужчина хмуро глянул на Мурата:

– Твоя мать турчанка, а отец?

По лестнице, с трудом передвигаясь даже с помощницей, спустилась пожилая женщина.

– Идите. Мы турки. И мы не будем мешать правосудию.

Мурат кинул на мать взгляд, полный огня.

Двое мужчин поднялись в комнаты, один встал в дверях, второй вышел в сад.

Внутри Мурата словно что-то оборвалось, но мать подошла к сыну ближе и громко произнесла:

– Дай им время, – и добавила на грани слышимости: – уплыть.

А вот теперь пора представиться и мне. Меня зовут Георго, мне 33 года, и я много путешествую: собираю народные песни, старые фотографии и истории.

Эта таверна привлекла меня тёплым желтым светом бумажных фонариков, привязанных к деревянным перилам веранды, вынесенной почти на самый пляж.

Я сел за столик глубоко внутри таверны, рядом со стеной, на которой висели старые фотографии. Пока несли заказ, я рассматривал их и, видимо, чем-то приглянулся хозяину, если он спросил разрешения подсесть ко мне со стаканчиком разбавленного водой узо.