В саду Анну словно подменили. Её глаза сверкали в темноте, как у дикой кошки. Она вздыхала, когда Мурат пытался поцеловать её в губы, отворачивалась, и его поцелуи скользили по щеке и шее; отнимала руки, отступала, словно убегая, как пойманная котом птица, которая всё ещё надеется улететь. Но блуждающая улыбка и учащенное дыхание поощряли любовные попытки Мурата, распаляя страсть всё больше.

Отступая-догоняя, словно играя, любовники оказались почти под самым балконом, и вдруг Анна замерла. Мурат воспользовался остановкой, схватил женщину в объятия, и они оба неловко рухнули на траву. Анна рассмеялась и тут же крепко зажала себе рот рукой, затем убрала её и прошептала:

– А что, если нас услышит твоя мать?

Мурат нехотя отвлёкся от груди Анны и приподнял голову:

– Она спит.

– А если нет? Если увидит? Уверена, решит, что я женщина с дурной репутацией. Вряд ли она желала бы своему сыну такую подругу.

– Сын давно вырос и сам решает, какая женщина ему нужна.

– И какая же?

– Такая, как ты.

– Бездомная одинокая мать без мужа, бегущая из собственной страны в неизвестность?

– Загадочная, пылкая, страстная…

– Поющая на площади?

– И прекрасно танцующая!

Анна фыркнула, но ничего не сказала.

– Считаешь меня легкодоступной?

– Нет. Считаю смелой. Мало кто из женщин, кого я знаю, отважился бы на такое.

– Такое что?

– Всё. Все выбирают безопасность и тихую скучную жизнь. А ты выбираешь жизнь.

– Когда по пятам идёт смерть, многие живут одним днём.

– В тебе слишком много жизни для смерти. Поэтому я выбрал тебя.

– Ты выбрал? По-моему, тебя выбрала Агапи, – рассмеялась Анна. Мурат накрыл её рот ладонью и тут же получил чувствительный укус за пальцы. Отпустил руку, Анна нахмурилась. Ответил, инстинктивно встряхнув укушенной кистью руки:

– Ты болтаешь, как и твоя дочь, без остановки. А ночь такая короткая, если вы уплываете сегодня…

В ответ Анна притянула его к себе для поцелуя.

Мать Мурата неслышно ушла с балкона и плотно прикрыла за собой деревянные створки дверей. Велела горничной не открывать до утра, якобы от душного запаха цветущего олеандра ей сегодня делается дурно, а под утро цветы пахнут не так сильно. Мурат – взрослый мужчина, пусть реализует свою скопившуюся страсть, беды не будет. Так даже лучше. Слишком долго здоровый мужчина не может жить без женщины, а случайная незнакомка – лучший вариант для таверны, чем жадная соседка. Лишь бы эта незнакомка завтра покинула Трапезунд навсегда.

Когда суп кипит в кастрюле, если вовремя не снять крышку, скопившееся давление сорвёт её само. Так и человеческая страсть, сдерживаемая слишком долго, ударяет в привыкшую быть холодной голову не хуже кипящего бульона.

Пока длились игры и ласки, Мурат ощущал себя хозяином ситуации. Но как только белое податливое тело Анны застыло под ним в ожидании, почувствовал себя юным мальчишкой, у которого всё случилось в первый раз. Страсть гейзером бурлила в теле, вызывая крупную дрожь и, одновременно, полную растерянность: куда приложить руки, что сделать с ногами, не будет ли Анне больно, тяжело, неудобно? Не глупо ли то, что он пытается сделать? И прекрасная ночь превратилась бы в постыдное воспоминание, если бы не чуткость Анны.

Женщина одним уверенным движением заставила Мурата лечь на траву и сама села сверху. Глаза мужчины расширились: так с ним не вела себя ещё ни одна любовница. Это и обескураживало, и заводило сильнее. К тому же вид на женское тело открывался потрясающий. Луна подчеркивала округлые выпуклые формы полных грудей, тонкость талии, переходящую в контрастную ей широту бёдер. Бёдер, скрывающих святая святых, в которое Анна впускала Мурата. Женщина наклонилась, и Мурат почувствовал, как их тела сливаются в едином порыве. Закрыл глаза и отдал себя во власть ритму, древнему, как сама жизнь. Словно биение барабанов, оно медленно, удар за ударом, подчиняло себе всё тело. Как танец живота, одновременный, парный – удар вверх, провал вниз, дробь, пауза, финальная восьмерка, дробь и – бесконечность!