У стойки администрации я спрашиваю у сотрудницы, что случилось с пациентом, который находился в 22-й палате, но та отвечает, что не знает. Я молю ее проводить меня на второй этаж. “Нужно удостовериться, нужно увидеть самому, вдруг обманывают. Я хочу, чтобы меня сейчас обманывали”. Да что же за скверные мысли? В палате и правда никого: дверь настежь, комната прибрана. “Все? Удостоверился? А теперь вперед, к своей старой привычной жизни. Пора возвращаться в себя, Денис”. Утопая в мыслях и разговаривая сам с собой, я замечаю, что на меня туманным взглядом смотрит какой-то псих. Пальцем он подзывает к себе. Вдруг сейчас этот полоумный набросится на меня? Вдруг его болезнь заразна? Да что же это я? Он ведь человек, а не зверь. Тихонечко подкрадываюсь к мужчине, и тот, покачиваясь, сначала ерзает губами, потом говорит, еле-еле выдавливая из себя слова:

– Я знаю вас. Вы к парню из 22-й приходили. Я все здесь знаю.

Я отстраняюсь от психа, но он хватает меня за руку.

– Парень в большой беде! Я точно знаю. Я все видел. Я видел, что вы пришли помочь ему. От Толика они ничего не скроют.

– Толик. Куда его увезли, что с ним?

– Не увозили. Его держат наверху. И оттуда уже не возвращаются.

Мужчина все время жует слова. Трудно понять его речь, но я ловлю каждый шорох, пытаясь услышать как можно больше.

– Им всем чего-то от него надо. А я вижу его, я знаю, что он хороший. Он светится.

Меня колотит. Мурашки бегут по телу. Все это похоже на дурной сон. Неужели я сейчас буду верить какому-то психу? Что вообще здесь происходит?

– Вчера я видел, как ему делали операцию на голову, ты должен поспешить, пока не стало поздно, пока он окончательно не потерял рассудок.

– Спасибо за помощь, Анатолий! Спасибо.

Достаю из кармана шоколадную конфету, даю Толику – она вызывает у него приступ детской радости. Вместе с оберткой мужчина пихает ее в рот и принимается жевать, причмокивая.

– Эй, почему вы отстали? Не приближайтесь к пациентам! – отчитывает меня строгая тетка, следящая за порядком на этаже, и я спешу удалиться.

Выхожу из лечебницы, понимая, что пришло время действовать.

За мою тихую и скромную жизнь я ни разу не крал людей. Да, ни разу. Вообще, многим ли приходилось рисковать собой, чтобы спасти человека, которого совсем не знаешь? У меня нет сомнений в том, что сегодня это должно произойти. Я ведь не разбираюсь в побегах. Посмотрев пару фильмов о том, как это делают профессионалы, прихожу к выводу, что все не так уж сложно. Главное – это план. Есть ли он у меня? Что-то я придумал, но полагаться буду на госпожу удачу.

Для меня создали миф, что А.В. перевели, что его кто-то разыскивает. Но зачем? Чтобы избавиться от моей навязчивости. Стоило ли верить психу? Вообще, с чего я взял, что врачи солгали? Здесь дело не в том, кто прав: здравомыслящие люди или же дурной пациент. Здесь дело во мне, потому как я нутром чую – меня обманули. И потому, собирая все необходимое для осуществления моего “гениального” плана, сажусь в машину. Чувство волнения опутывает тело. “Спасатели, вперед!” – кричу я фразу из любимого детского мультика “Чип и Дейл” и нажимаю на педаль газа. Может, стоит поменять профессию?

Заранее купив халат врача и надев его под куртку, захожу в здание лечебницы. Семь утра. Врачи, в том числе и Сотников, приходят на работу к восьми, и внутри лишь охранники да оставшиеся на дежурство сотрудники. Скачет давление и потеют ладони. Сжимаю кожаную ручку портфеля и делаю шаг вперед. Сотрудница у турникета тормозит меня. Представление начинается.