– Внимание! Всем сесть на транспортные средства! Приготовиться к маршу! Извозчики занять свои места! Трогай! Поехали! – и сам прыгнул на повозку. Не успела колонна ещё тронуться, как неожиданно для всех, плачущая, упавши на землю, мать Бамматова бегом обгоняет повозку, в которой сидит её сын, и ложиться на дорогу перед лошадьми, крича в истерике: «Оставьте моего сына! Он беспомощный! Он не слышит, он

Инвалид! Отдайте сына или убейте меня!»

Галкин спрыгнул с телеги, подошёл к женщине, но не стал её трогать. Вместо этого он скомандовал солдатам убрать женщину с дороги. Двое красноармейцев с трудом поднимает женщину и передают её рядовым бойцам НКВД, стоящим рядом со старшим лейтенантом Исаевым. Стоящий недалеко отец Бамматова со словами: «Я тоже поеду на фронт отомстить фашистам за сыновей» проходит мимо лейтенанта и садится на повозку, где сидит его сын. Галкин не знал кумыкского языка и ничего не понял, что сказал старик, поэтому повернулся к старшему лейтенанту и спросил, выпучив глаза, удивлённый таким дерзким поступком дедушки:

– Кто таков? Фамилия?

– Бамматов он. Магомед. Отец Ахмеда.

– И что он говорит?

– На фронт хочет. Рядом с сыном хочет быть.

– Он не значится у меня в списках.

– Записывай.

– Не уполномочен. – Галкин развёл руками и обратившись к Бамматову старшему, сказал, – прошу освободить транспортное средство.

– Нет, я поеду. Рядом с сыном буду, – сказал Бамматов на своём кумыкском языке, но Галкин теперь уже всё понял и опять, но уже жёстко потребовал слезть с телеги. Старший лейтенант понял, что назревает конфликт и решил вмешаться:

– Лейтенант, пусть едет. Пусть пока будет рядом с сыном, чтобы мать успокоить, а там решим. Я тоже поеду с вами.

– Галкин посмотрел на старшего, махнул рукой и скомандовал:

– Ладно. Черт с ним. Пускай едет… Внимание! Приготовиться к маршу!.. Трогай! – Галкин прыгнул в повозку, и колонна тронулась с места. Мать Ахмеда вырывается из рук солдат, бегом догоняет колонну и цепляется за повозку с криком:

– Отдайте! Отдайте мне сына! Он инвалид! Он ничего не слышит!

Солдаты догоняют её, отрывают от повозки и уводят в сторону. К ней подходит Иса и пытается успокоить её:

– Ты не плачь, Аминат-Бажюв, я поеду с ними, поговорю в районе, попробую их вернуть. Иди уже домой. И успокойся.

– Он же беспомощный, он глухой, его убьют! – мать Бамматова отчаянно била себя в грудь, громко, почти истерично плакала. Иса постоял возле неё и обратился к Лиде:

– Лида, подойди, пожалуйста, сюда… Отведи Аминат-Бажюв домой. Попробуй успокоить её. И ещё. Заскочи к моим, скажи, что я район поехал. Переночую там.

Колонна повозок с очередной группой призывников, поднимая пыль копытами лошадей, уезжает навстречу смерти… Замыкает колонну тачанка Исаева с тремя солдатами НКВД.

2

Ещё накануне вечером лейтенант Галкин оказией привёз в деревню почту. Султан не стал рассматривать её, не видя в этом смысла: разносить ведь надо будет только завтра. Да и уроки надо было сделать, немецкий ещё учить, – любимый предмет Султана. С утра, как только проснулся, он схвати мешок с почтой и вывалил на ковёр. Стал перебирать письма: «Похоронка… Похоронка…Опять похоронка…Опять… О! Это письмо! Бамматовым! Надо бежать. Передать. Пусть порадуются.» Султан быстро кладёт письмо и похоронки в сумку почтальона и выбегает на улицу.

За почти год работы почтальоном, Султан уже научился отличать похоронки от обычных фронтовых писем-треугольников и даже угадывать, какой треугольник привёз в себе благодарственные и похвальные слова родителям фронтовиков от их командиров. Тяжело было на родителей, когда они получали похоронки на своих сыновей. Султан каждый раз переживал вместе с родителями их горе, он несколько раз просил отца, чтобы его заменил, но заменить было некем: женщины, ранее разносившие почту, не выдерживали более двух недель, категорически отказывались сами работать и даже детям своим не разрешали разносить письма с горем по деревне. А Султану отец сказал, что надо, так он и несёт это ярмо. Атай он ведь командир, начальник и ослушаться его нет закона у сына.