Впервые я прочел Тургенева в самом конце XIX века. Рыцарь литературы, наш профессор С.-Дж. Макмуллен, целый час вещал с кафедры о том, какое это великое свершение – роман «Отцы и дети», и его энтузиазм был убедителен.

Да, роман «Отцы и дети» заслуживает всяческих похвал, которые ему расточал наш профессор, и чем больше я читал Тургенева, тем сильнее подпадал под его обаяние. В то время я вряд ли простил бы Толстому его пренебрежительное отношение к этому роману.

Толстой как-то гостил у Тургенева, и тот, естественно, пожелал узнать мнение коллеги о своем только что созданном произведении, почему оставил Толстого в гостиной наедине с «Отцами и детьми». «Чтобы читать было удобно, – рассказывает исследователь Эйлмер Мод, – Толстой прилег на большой диван и начал чтение, но роман показался ему столь «сделанным» и малоинтересным, что он заснул и проснулся от странного ощущения и снова увидел спину удаляющегося автора…»

Тургенев, который был старше Толстого десятью годами, приветствовал его литературные успехи, однако человек раздражительный одобрение и даже помощь «стариков» способен ошибочно истолковать и отвергнуть как излишнюю опеку, а оба они, и Толстой, и Достоевский, не в состоянии были и помыслить о том, что к ним можно относиться покровительственно.

Достоевский, который сначала чуть ли не боготворил Тургенева, спустя несколько лет критиковал его за «нелепую» важность и «аристократически-снисходительную» манеру заключать в объятия и подставлять щеку для поцелуя. Если бы мы знали о Тургеневе только со слов его русских литературных соперников, то какое превратное понятие мы бы о нем получили! Превратное, если сравнивать его с впечатлением от романов писателя или свидетельствами французских друзей. Они-то считали Тургенева Титаном Дружелюбия и Благожелательности. Полагаю, что они были ближе к истине. Не могу принять и толстовское высказывание о Тургеневе как весьма капризном, сердитом «диспептике», и не способен согласиться с толстовской же критикой героини романа «Накануне», чей образ он считал безнадежно плохим. Не согласен я и с утверждением о равнодушии Тургенева к его персонажам, о том, что он не испытывал к ним каких-либо добрых чувств и вообще изображал «уродов, которых автор бранит, а не жалеет»[33]. Правда, когда Толстой писал об этом, он сам никаких романов не читал и не советовал их читать другим, в особенности тем, кто находится в подавленном состоянии духа и не знает, чего ждать и хотеть от жизни. Однако даже и тогда Толстой ставил «Накануне» выше романа «Дворянская усадьба», который вторично на английский был переведен под его истинным названием: «Дворянское гнездо».

Нетрудно оспорить толстовское мнение, что этот роман слаб и банален… Да, его сюжет можно положить в основу современного голливудского фильма, и, тем не менее, Лиза никогда бы не позволила себе даже во имя любви к мужчине изменить священному религиозному долгу. Но, может быть, именно это Толстой и считал слабостью и банальностью?[34]

Главное, однако, в том, что «Дворянское гнездо» – произведение, в котором, несмотря на некоторую заурядность сюжета, действуют чрезвычайно правдиво изображенные персонажи, и это не только помещик Лаврецкий, его эгоистичная жена и Лиза, но и ее тщеславная мать, и добросердечная, мудрая тетушка, и нескладный старый учитель музыки, и все остальные. Это роман о торжестве Зла в обличье пошлости и мирской суеты, разрушающего счастье ни в чем не повинных, добрых людей. А какое здесь глубокое постижение человеческого сердца в его способности любить и его самых высоких побуждениях, почему читатель восхищается романом как некоей идиллией, созданной поэтическим тургеневским гением.