Да, иногда современного читателя может покоробить некоторая неестественность диалогов влюбленных, но надо помнить, что во второй половине XVII столетия разговорная манера была не столь естественна и раскована, как сейчас, и герои изъяснялись более книжным языком. Иногда у Скотта встречается и неловко скроенная фраза, но хотя стиль его не всегда безупречен, он чрезвычайно подходит для его повествования, нередко юмористического и всегда яркого в своей изобразительности. Да, персонажам Скотта не свойственна та уникальная индивидуализация характеров, как, например, великим героям драмы и реалистической прозы, но он и сам это понимал и, к примеру, отзывался о главном персонаже серии «Уэверли» как о «проныре и глупце, и если бы он женился на своей возлюбленной Флоре, она бы часто его колотила…» При всем при том герои Скотта больше походят на реальных, живых людей, чем дартаньяны и аланбреки[31], почему приключения скоттовских персонажей волнуют нас, как мне кажется, гораздо больше. Вспоминаю, что один великий современный драматург[32] однажды неожиданно признался: «Единственные романы, которые я читаю, – романы Скотта. Они гораздо интереснее современных с психологической точки зрения». Во всяком случае, в этих «романах действия» нет никакой нарочитости и аффектации. Осада тюрьмы Толбут в «Эдинбургской темнице» изображена так реально, что мы словно видим все воочию. А как надолго запоминаются сцена рыцарского турнира в «Айвенго» или приключения Джини Динс с разбойниками и безумной Мэдж Уайлдфайр по дороге в Лондон, или спасение тонущего пирата в одноименном романе. Если прибавить к этому искусное умение Скотта нагнетать напряженность, внося элемент таинственности, когда автор знакомит читателя с неведомыми еще персонажами, начиная с Рыцаря Лишенного Наследства («Айвенго») и кончая полусумасшедшей Уллой Тройл, известной под прозвищем «Норна-Безумная Голова» из «Пирата», то становится ясно, какое разнообразие ингредиентов добавлял автор во вновь приготовленное им блюдо, чтобы мы проглотили это кушанье; как много он потрудился, чтобы сделать свои романы достойными чтения и в наше время.

Если начинающему читателю не захочется вникать в его «шотландские» романы из-за непонятного диалекта, пусть он для знакомства с сэром Вальтером изберет «Квентина Дорварда» или «Айвенго» и тогда этому читателю станет понятно, кто виноват, утверждая, что романы Скотта скучны, – сам писатель или его критики. Скучны? Да я жажду перечитать роман «Редгонтлет» и, конечно, «Антиквария» и «Ламмермурскую невесту». Да, есть романы более значительные, но они другого типа и я не знаю ничего читабельнее, чем произведения, мною упомянутые.

Припоминаю время, когда Тургенев был у англичан, мужчин и женщин, читающих иностранную литературу, самым любимым из всех русских писателей. Нам казалось, что сочувствие и сердечность более свойственны его произведениям, чем шедеврам Толстого и Достоевского, хотя, надо сказать, из произведений последнего английским читателям были тогда известны лишь «Преступление и наказание» и «Бедные люди».

Особенной любовью Тургенев пользовался среди литераторов во Франции. Флобер был привязан к нему по-братски, а Мопассан отзывался о Тургеневе, писателе и человеке, не иначе как с восторгом и считал, что он более велик, чем Флобер. Ренан – об этом напоминал Джордж Мур в своих «Признаниях» – считал тургеневские романы и повести высочайшим, со времен античности, свершением литературы, да и сам Мур полагал, что в мире существовали лишь два великих повествователя, Бальзак и Тургенев: только они, по его мнению, были способны создавать бессмертные произведения.