Жизнерадостный Филдинг был человеком, который и других заставлял чувствовать, как это хорошо – жить на свете.
Леди Мери Уортли Монтегю[26] в одном из своих писем дает нам очень яркое представление о Филдинге-человеке, познавшем добродетель наслаждения жизнью: «Счастливая телесная конституция… заставляла его обо всем забывать над блюдом паштета из оленины или даже единственным бокалом шампанского, и я уверена, что он тогда бывал так счастлив, каким никогда не бывает ни один принц на свете. Прирожденное добродушие заставляло его восторгаться «умениями» своей неопытной кухарки и поддерживало способность не унывать при любом повороте событий. Есть большое сходство между двумя характерами – Филдинга и сэра Ричарда Стиля, хотя, на мой взгляд, Филдинг обладал бóльшими ученостью и талантом. Им обоим, несмотря на помощь друзей, всегда не хватало денег, но их не хватило бы даже владей они наследственными угодьями, столь же обширными, как сфера их воображения. Тем не менее, каждый из них был создан для счастья, и жаль, что ни тот, ни другой не были бессмертны».
Несмотря на обаятельный характер и брызжущую через край жизненную энергию, Филдинг не оставил по себе легендарных воспоминаний, как Поп и Свифт, Джонсон и Голдсмит и многие выдающиеся писатели того же века. Он жил во времена сплетен и слухов, но анекдотов о нем почти не существует и не нашлось второго Босуэлла, который запечатлел бы его беседы и разговоры, хотя жизнь Филдинга протекала на виду у всех. Он учился в Оксфорде вместе с великим Чэтэмом[27] и был достаточно близок к нему, чтобы советоваться о целесообразности публикации «Тома Джонса». Многие годы он прожил при ослепительном свете тогдашней сцены. Он сразу же завоевал литературную славу. Он был знаменит и в небольшом избранном кругу, возглавляемом доктором Джонсоном. Он дружил с Хоггартом и Гарриком. Он закончил свои дни в должности самого человечного, деятельного и свободомыслящего лондонского судьи, и все это нам, конечно, известно, однако мы не знаем Филдинга как обычного человека и подробностей его ежедневной жизни, то есть всего того, что было известно современникам.
В восемнадцать лет Генри предпринял романтическую попытку похитить богатую и красивую пятнадцатилетнюю наследницу. Затем служил в театре и ставил сатирические фарсы, но самое интересное для нас в его карьере драматурга – нападки на премьер-министра Роберта Уолпола, которые были главной причиной ужесточения театральной цензуры. Однако независимо от того, пошло это на пользу самому театру, данное событие оказалось необыкновенной удачей для всей английской словесности. Филдинг ушел из театра, где считался только талантливым «наемником пера» и стал гениальным писателем. Когда в 1740 году был опубликован роман Ричардсона «Памела или Вознагражденная Добродетель», раздразнивший Филдинга чопорной серьезностью и расчетливой моралью, он решил его спародировать. У Ричардсона горничная Памела, которую преследует амурными домогательствами беспринципный хозяин, доказывает своим безупречным поведением, что честность – лучшая политика и в результате богатый ловелас женится на своей служанке. В романе Филдинга «Джозеф Эндрюс» изображен брат Памелы, целомудренный лакей, которого преследует с той же аморальной целью его хозяйка леди Буби. Задумав свое повествование как сатирический бурлеск, Филдинг, однако, создал первый в истории английской литературы комический роман и обессмертил его главного героя, пастора Адамса, как новоявленного Дон Кихота. С точки зрения викторианцев и этот роман с его грубоватыми подробностями был достоин порицания, но автор никогда не осмеивал подлинной, непритворной добродетели. Читая роман Сервантеса, мы смеемся над комическими неудачами благороднейшего Дон Кихота, но это ни в коей мере не умаляет нашей симпатии к нему. Филдинг тоже высмеивает, но подлецов, обманщиков и лицемеров, и не только высмеивает: он их презирает! А какой у Филдинга легкий, «быстротекущий» темп повествования! Я снова перелистал «Джозефа Эндрюса» и юмор романа, его человечность показались мне такими же притягательными для современного читателя, ценящего эти свойства, какими они были двести лет назад. Да, при этом Филдинг оскорбил некоторые общепринятые стандарты мышления своего времени, что известно по тому, какой прием оказали роману «Том Джонс». В 1752-м, через год после его публикации, Англию постигли два землетрясения и богобоязненные люди сочли это суровым наказанием свыше за «Тома Джонса» и подобные же «развратные книги». Как доказательство, что это кара небесная, утверждали: в Париже, где «Тома Джонса» печатать отказались, землетрясения не было.