За безупречное поведение или за безупречное послушание?
Получивший одобрение сановник превзошел сам себя. Вскоре Уваров разослал поистине умопомрачительный циркуляр: «Как надо понимать нам нашу народность… Народность наша состоит в беспредельной преданности и повиновении самодержавию».
Попечитель Московского университета Сергей Григорьевич Строганов пожал плечами, положил бумагу в дальний ящик и полгода не давал ей движения.
За что и был по настоянию Уварова подвергнут взысканию.
Однако не будем поверхностно судить о Николае. Было бы наивно полагать, что царь вовсе не различал грань между послушанием, выражающим готовность подчиниться высшим интересам государства, и послушанием угодливым, лакейским.
После Канкрина и Вронченко министром финансов стал Брок.
Однажды Николай сказал:
– Я бы желал сделать то-то и то-то, не знаю, найдутся ли у нас для этого средства?
– Для исполнения воли его величества средства всегда найдутся!
– Очень рад, что я не встречаю в тебе того всегдашнего противуречия, к которому меня приучил Канкрин. Что бы я ни спрашивал, у него всегда был один ответ: «Нельзя, ваше величество, никак нельзя!»
Брок счел этот разговор за крупный успех и принялся всюду хвастать высочайшим одобрением.
Но Николай хвалил не всерьез. Он понял, что Брок не способен стоять на страже государственной казны. И немедленно принялся искать замену негодному министру.
Мог ли Уваров, имевший «причину вражды» к Пушкину, быть причастен к рассылке пасквильных дипломов, к предыстории гибели поэта?
В книге «Дуэль и смерть Пушкина» П. Е. Щеголев привел донесение вюртембергского посланника Гогенлоэ:
«В обществе наибольшим доверием пользуется мнение, приписывающее их О.».
Щеголев поясняет, что с буквы «О» начинается французское начертание фамилии «Ouvarow».
В 1888 году в журнале «Русский архив» П. И. Бартенев пересказывал со слов очевидцев:
«Живы еще лица, помнящие, как С. С. Уваров явился бледный и сам не свой в Конюшенную церковь на отпевание Пушкина и как от него сторонились».
В 1931 году справочный томик «Путеводителя по Пушкину» повторял:
«Уварову упорно приписывалось участие в составлении пасквилей, вызвавших последнюю дуэль Пушкина»[7].
До полного решения всех загадок остается, казалось бы, одна-две странички.
Впечатление обманчивое. В горах не кажется ли, что другая гора совсем рядом, рукой подать?
Но между ними – ущелья, пропасти, пещеры, непроходимые скаты и бог знает сколько дней обходного пути.
Не написать ли о том кружном пути другую повесть или другие повести?
Скажу наперед.
Не думаю, что от того исчезнет ощущение незаконченности, неутоленности. Сама жизнь Пушкина не закончилась, она оборвалась.
И ничьи поиски, ничьи догадки тут ничего не в силах изменить.
Сгруппированный портрет
Александр Пушкин отменно владел искусством диалектического мышления.
«Ум человеческий… видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения… но невозможно ему предвидеть случая…»
К сему следовал пример: можно было – и это делали – предсказать французскую революцию 1789 года. «Но никто не предсказал Наполеона…»
Иначе говоря, исторические процессы закономерны, личности неповторимы, и потому их появление непредсказуемо.
Пушкин разделял учение о необходимости непрерывных успехов просвещения, о неизбежности постоянного движения общества вперед.
Привожу – здесь и далее в новом переводе – запись, сделанную по-французски:
«Незыблемый порядок – вот первейшее условие благоденствия общества.
Как согласить это условие с непрестанным стремлением к совершенству?»
И подумать только, что вопрос, насущно важный для нашего времени, был столь ясно изложен полтора века назад!