Любопытно, что апостол Павел близко подходит к этой идее диссоциации, даже к идее «альтер эго». В «Послании к Римлянам» (глава седьмая) он рассуждает следующим образом: «Я не ведаю, что делаю, вернее, я делаю то, что сам же ненавижу. И если я творю то, чего сам не желаю <…> Но, на самом деле, не я все это делаю, а грех, живущий во мне». Здесь грех становится alter, дискретным центром, отстоящим от Я как центра. Павел, даже не будучи посвящен в понятия глубинной психологии, интуитивно приходит к заключению, что существует некая энергетическая система, отдельная от волеизъявления Я, мнимого центра сознания. Слово Сатана происходит от еврейского слова «противник», а дьявол — от греческого «осыпающий ударами». Это свидетельствует о том, что древние пришли к пониманию многообразия человеческой души и присутствия теневого «антагониста» внутри. Но вместо признания подобного антагониста работой некоей потусторонней силы, того же Князя Тьмы, глубинная психология утверждает, что эта противостоящая энергия есть мы, а мы суть она. Как признается мильтоновский Сатана, «Куда лечу – там Ад, и сам я Ад».

Фрейд обозначил энергию, которая так часто отделена и разрушительна для эго-сознания, как Оно. Первоначально по-немецки это Das Es, или Оно, natura naturans, затем Das Ich, или Я, и Das Über-Ich, или Сверх-Я, «то, что стоит над Я». В оригинальном немецком тексте заметен конфликт между natura naturans[21], нормативными предписаниями культуры, и нервным сознанием, мечущимся вперед-назад в попытках осчастливить обе стороны, неизбежно порождая невроз, то есть болезненное расщепление при обслуживании этих соперничающих планов.

Исключительно полезным оказался вклад Юнга в идею комплекса — осколка личности, прикрепленного к квантуму энергии фрагмента истории, содержащего микропрограмму. Поэтесса Марта Грант шутливо описывает свое взаимодействие с подобными фрактальными сущностями как встречу с «Комитетом»:

У всех нас есть подобный «комитет», притом что сами мы нисколько не сомневаемся, что за нами остается место генерального директора нашего частного предприятия.

Метафора комплексов позволяет нам говорить об этой бесконечной делимости психики с ее множественными программами. На коллективном уровне, как нам предстоит увидеть, эта идея Тени и ее космического отсвета ставит перед монотеизмом проблему «теодицеи», которую успешно обходят дуализм и политеизм. К чести последнего нужно отнести то, что он открыто признает противоречия, изначально присущие всем формам жизни. Жизнь как таковая изначально противоречива и конфликтна, и любое мировоззрение, которое стремится обойти эти противоречия, идет на заведомый обман. Для политеизма «решение» этой проблемы заключается в вездесущей активности многоликих и вполне несходных между собой богов, и это свидетельствует о почтительном отношении к сложности и противоречивости космоса. Такой пантеон неограниченных сил не страдает от противоречия, потому что почитаются все формы. (При этом нужно все время помнить, что эти мнимые противоречия и противоположности в нашем понимании Вселенной возникают только из-за нервозной склонности Эго к согласованности. Если все сущее просто