– А что мне может в тебе понравится? Всё такое же, как и у всех девок. Убирайся!

На этот раз она не покорилась, а подползла ближе и продолжила поцелуи в глупой надежде, что господин станет к ней ласковее. Константин потерпел минут пять, глядя свысока на её нелепые старания, они начали его раздражать, терпение лопнуло, он уже не мог сдерживаться и, схватив её за хлипкую шею, вонзил в пульсирующую жилку вылезшие в одно мгновение острые клыки. Девушка громко вскрикнула, задёргалась, слабо пытаясь худыми руками оторвать монстра от шеи, в которого в одно мгновение превратился красавец граф, но ничего не смогла сделать: глаза закатились, захрипела, руки безжизненно упали, а тело обмякло в сильных руках вампира. Его глаза горели красным огнём, и он жадно пил горячую юную кровь, как вдруг двери спальни распахнулись с громким грохотом, ударившись в стены, и неожиданно влетел разъярённый Валентин. Подлетел к сыну, вырвал полумёртвую девушку из его цепких пальцев, на её обнажённой коже сразу же образовались глубокие царапины, и передал подскочившему трясущемуся слуге.

– Девчонку, если выживет, задушить и похоронить! – прогремел и перевёл взгляд таких же алых полыхающих глаз, метающих молнии на нашкодившего сына и заорал так, что на крик тут же прибежала жена. – Ты – исчадие ада! Я убью тебя, чтобы ты не уничтожил всех нас своим безрассудством! – и кинулся на него, хватая за шею и, пытаясь оторвать голову, тот не сопротивлялся, кроме того, что пробовал оторвать руки разъярённого отца от шеи. Ещё бы мгновение и Валентин в безумной ярости, до которой довело безрассудное поведение сына, совершил бы непоправимое, если б несколькими минутами ранее не ворвалась Мейфенг. Она взлетела и метнулась со стороны лица мужа к нему на грудь с рыданиями:

– Любимый, не надо, остановись! Он единственный наш сын! У нас же никогда не будет больше детей!

Но Валентин не приходил в себя, гнев на сына вытащил наружу самые низменные вампирские стороны. Она, зная, что в таком состоянии мужа можно вывести только одним, недолго думая, мгновенно разорвала на себе ночную рубашку и прильнула к нему обнажённым телом.

– Возьми меня, утоли ярость в моём теле, я хочу тебя!

Он медленно перевёл затуманенный гневом взгляд на обнажённую жену, вздрогнул и, схватив в охапку, крепко прижав к себе, вылетел в распахнутое окно. Подлетев к земле, укрытую густой зеленью, отпустил её спиной, буравя огненным взглядом, но она быстро расставила ноги.

– Возьми меня, здесь и сейчас!

Граф разорвал ночной халат и, грубо схватив за стройные бёдра, оставляя глубокие кровавые следы от острых когтей, резко вошёл, двигаясь так яростно, что если бы Мейфенг была человеком, а не вампиром, то нежная плоть травмировалась после такого жёсткого соития. Но она давно уже бессмертна и очень любила красавца мужа, в котором всегда сидели две личности, безумный монстр и любящий нежный человек, или скорее всего вампир, и даже в такой тяжёлый момент нашла ещё для себя и некое удовольствие в этом, пытаясь всеми силами расслабиться.

А Константин в своей комнате, осознав, что на этот раз уже точно перегнул палку, сел на кровати, удручённо обхватив ноги руками, и задумался. До острого слуха доносились звуки жестокого соития родителей из открытого окна и яростный крик отца, видимо, дошедшего до кульминации. Он понимал, что своим безрассудством довёл его до безумия, а отдувается сейчас за всё мать, безумно красивая женщина, которой постоянно восхищался и удивлялся, что вампиры вообще не стареют, и она всё также прекрасна, как восемнадцатилетняя девушка, впрочем и отец выглядел всегда молодо, на вид не более двадцати лет, и отличался особой красотой с белоснежными серебристыми волосами, такие же он и унаследовал от него.