– Он не хотел, чтобы я пострадала.

– Откуда ты знаешь? – Ева пристально посмотрела на подругу и понимающе кивнула. – О, Господи. Он тебя зацепил, да? Ты уже переспала с ним?

– Нет! – вспыхнула Кэтрин. – Не переспала. И не хочу.

Ева улыбнулась.

– То же самое и я говорила себе в шестнадцать лет. Понимала, что могу потерять все и не приобрести ничего, но это не имело ровным счетом никакого значения. Я все равно это сделала.

– Мне не шестнадцать. Ты – моя подруга, и я занимаюсь этим, чтобы помочь тебе. Я – профессионал и делаю свое дело.

– Знаю. Послушай, я не обижаюсь и не злюсь из-за того, что ты испытываешь к Галло те же чувства, что и я когда-то. У меня нет на это права. Наши с Галло пути давно разошлись, и у каждого своя дорога.

– Я знаю это, – сказала Кэтрин. – Но тебе может показаться, что я не все делаю, чтобы найти убийцу твоей дочери. – Она помолчала, а потом заговорила вдруг быстро, горячо: – Да, Галло… он… – Она сбилась. – Он меня заводит. Может быть, ты права, и в нем есть что-то такое, что действует на большинство женщин. Но я не смешиваю чувства с работой. Что бы ни говорил Джо, я не руководствуюсь эмоциями.

Ева улыбнулась.

– Сейчас ты вся как на иголках, сердце нараспашку. Если бы причиной не был Галло, я бы даже сказала, что это тебе на пользу. Ты всегда такая сдержанная, собранная, жесткая. Небольшие душевные переживания совсем бы не помешали. Давай закончим с нашим наброском. А потом я расскажу Джо, какая ты сухая и бесчувственная. Как и подобает быть профессионалу. – Она повернула блокнот. – Это его рот?

Кэтрин кивнула.

– Очень близко. Только он у него более напряженный и губы оттянуты к уголкам.

– Как у зверя перед нападением? С намеком на оскал?

– Да.

– Хорошо. Следовательно, меняется и контур лица. Скулы будут более выраженными. Это следует принять к сведению, – пробормотала Ева, быстро работая карандашом. – Нос, рот, брови. Уже есть… Подбородок.

– Я же сказала, слегка заостренный.

– Я уже показывала тебе заостренный, но ты его забраковала. Припомни.

– Тот выглядел слишком острым.

– Тогда у нас что-то не так с контуром лица, – вздохнула Ева. – Если губы меняют положение, то и челюсть должна сдвинуться. Может, попробуем немного смягчить?

– Делай, как считаешь нужным. Мы уже больше часа с ним возимся. И никак не получается.

– Получится, когда найдем правильное решение. – Ева снова развернула блокнот. – Ну вот, теперь подбородок ближе к квадратному. Да? Нет?

Кэтрин выпрямилась.

– Да.

– Подбородок, рот, нос, брови. – Ева вдруг почувствовала непонятное волнение. – Переходим к глазам. Форма. Круглые? Продолговатые? Раскосые?

– Определенно не круглые. Думаю, продолговатые.

Карандаш летал над бумагой.

– Большие? Маленькие? Средние?

– Средние.

– Широко расставленные?

– Нет, обычные.

– Цвет?

– Темные.

– Кожа? Смуглая? Бледная?

– Вроде бы смуглая. Обветренная.

– Морщины?

– Складки по обе стороны рта. В остальном кожа гладкая.

– Уверена?

– Да. Нет. Стой, подожди. На голове был капюшон, резина прилегала очень плотно и натягивала кожу. Кажется, я заметила небольшие морщины в уголках глаз.

Ева быстро добавила несколько штрихов, придавших лицу эффект загара.

– Вот так более естественно. – Она подняла блокнот и несколько секунд оценивающе рассматривала полученный портрет. – Но здесь он выглядит старше, чем… – Она не договорила. Глаза ее вдруг расширились.

Нет, это безумие. Этого не может быть. Невероятно.

– Что с тобой? Ева?

Она тряхнула головой. Нет, невозможно.

Но ведь в том безумном мире, ставшем и ее миром, возможно все. Любое безумие.

Ева повернула блокнот к Кэтрин. Руки ее дрожали.