Гулявшие по улице люди, с любопытством принялись выглядывать виновника неадекватного поведения, настраивая слух в ту сторону, откуда доносился писклявый человеческий лай. На Шарова уже никто не обращал внимания, он был вне зоны осуждения. Все участники уличного движения потянулись к перекрёстку, вблизи которого происходила забавная история со странными звуками. Бедная женщина ускорила шаг, не понимая, что с ней происходит. Встревожено глядела на горожан и гавкала.

Народ веселился, наблюдая бесплатное представление. А лай продолжал усиливаться – громче и громче.

Шаров поймал себя на мысли, что прав Дейл Карнеги, писавший о вреде критики на человека. Ведь оказался в той самой ситуации, когда, не задумываясь, начал защищаться от оскорбительных обвинений и даже отомстил женщине за её нападки. И сделал это, сиюминутно, неосознанно. Ему подсказала память историю любимого фильма из далёкого детства про старика Хоттабыча, когда тот отучил одного мальчика ябедничать на друзей, и Шаров воспользовался аналогичным приёмом колдуна. Лишь, по истечении трёх-четырёх минут покаялся в содеянном. Но тут, же, оправдал и успокоил себя мыслью о том, что возможно, поступил правильно. И если у этой женщины есть хоть капелька ума, думал он, должна будет понять, почему это с ней произошло. Пусть будет этот лай для неё уроком, решил Шаров, полностью реабилитировав свои действия: – Не мешало бы ей вспомнить заповедь – «Не судите, да не судимы будете» – произнёс он вслух, отвлекшись от внутренних дум.

Он не хотел говорить Женьке, что по его сценарию произошёл этот уличный балаган, но назидательная речь, произнесённая в честь женщины, играющей комическую роль, выдала его. Женька был парнем не глупым и быстро сообразил – в чём дело и даже поддержал позицию Юрия Ивановича.

– Так, значит, это ты хулиганишь? – посмеялся он и кивнул Шарову на то, что видит найденные им ключи, которыми тот потряс перед его лицом. – Она теперь так и будет всё время разговаривать? – спросил Евгений.

Юрий Иванович положил ключи в карман, засунул назад всё, что вытряхивал из мусорного бачка и, обтерев ладоши, с глубоким выдохом сказал: – Нет. Дойдёт до почты только…

– С тобой не соскучишься, – довольный сказал Женька. – Ну и

насмешил город. Теперь только об этом и будут судачить…

Парень был внутренне рад, что психология Юрия Ивановича менялась прямо на глазах. Из скромного, стеснительного интеллигента, воспитанного в эпоху пионерии, этот человек стал приобретать иную ипостась, близкую по духу и времени к современной молодёжи, к которой Женька всецело относил себя. Он думал об этом, идя позади Юрия Ивановича, и как только поравнялся с ним, мысли, как ненужные файлы в компьютере, сбросил в мусорную корзину.

Шаров с парнем следовали за эксцентричной женщиной, пока та не перестала лаять. Возле почтамта она поймала такси и уехала.

Домой учитель со студентом пришли уже под вечер. Женька приготовил ужин. Кухонный столик был мал, и он расставил тарелки с едой на кровати, подстелив газеты. Уселся на единственный стул. Стул тут же развалился, и парень очутился на полу. Юрий Иванович посмеялся: – Он сломан, – сказал, извиняясь.

– Вовремя сказано, – заметил Женька самобытный юмор хозяина.

Поднялся и, собрав деревянные запчасти, отнёс в угол комнаты.

– Нужно срочно заводить мебель, – серьёзно заявил парень. – Как

можно так жить?

Шаров закивал ему: – Потерпи чуток, купим и мебель и всё, что нужно. Пойду работать. Чувствую сейчас в себе такой прилив энергии, такой потенциал сил, что кажется, могу взяться и за научную работу.