Как и следовало ожидать, герцог Орлеанский решил атаковать в лоб, чего бы это ни стоило. И огромное большинство раненых стонали по-испански, а не по-французски. В то время я об этом не задумался, но, когда вспоминаю об этом сейчас, по прошествии стольких лет, мне хочется крепко выругаться. Зачем велась эта война? Французский принц решил завладеть испанским троном, и испанские войска поступают в его распоряжение. Когда начинается знатная заваруха, французские генералы отправляют на бойню испанское пушечное мясо. И испанцы, ко всему, умирают с радостью. Даже турки не были бы столь тупы, чтобы ввязаться в такую склоку.

По просьбе Альянса стороны заключили перемирие. Герцог Орлеанский подозревал, что это было уловкой, чтобы выиграть время, но он уже предвкушал взятие Тортосы и согласился немного подождать. Терять ему было нечего. Войска Альянса находились пока достаточно далеко, а ему уже удалось захватить один бастион. Так вот, во время этого перемирия произошло событие, от которого у меня по коже побежали мурашки.

Мы вдруг услышали крики и женский вой. Была еще глубокая ночь, когда из-за стен раздался плач сотен голосов, и вопль, наводивший на мысли о сценах из Ветхого Завета, поднялся к небесам. Позже мы узнали, что обитателей Тортосы охватило отчаяние, когда они узнали, что иностранные офицеры решили капитулировать.

Такое поведение людей меня озадачило. Обычно во время династических войн мирные жители прятались и не рисковали собой на поле битвы. Помню, что в тот миг я впервые сказал себе вслух: «Суви, ты слишком давно не был дома. Что здесь такое творится, черт побери?»

К счастью, у меня оказалось мало времени на размышления. Ко мне подошел французский офицер, который обеспечивал связь с испанским командованием. Он поручил мне отправиться на завоеванный бастион и сообщить солдатам авангарда, что их сейчас сменят. Мне показалось, что эта новость их порадует: они могли уйти с такой опасной позиции. Меня удивило только то, что мне, в ту пору мальчишке, поручают переговоры с самим генералом.

Офицер обратил внимание на мой ужасный вид и сказал:

– Умойтесь и наденьте поверх своей одежды какой-нибудь приличный камзол. И сапоги почистите.

– Но, полковник, – спросил я наивно, – не лучше ли поручить эту почетную миссию кому-нибудь из старших офицеров?

– О нет! Сочтите это за честь, юноша, – ответил он и похлопал меня по плечу.

Честь! Сейчас я вам расскажу, в чем заключалась эта великая честь.

Меня отправили на завоеванный бастион только утром, когда солнце уже начало обогревать живых и разлагать трупы. Весь склон перед бастионом был усеян растерзанными телами, и, когда я поднимался по развалинам, из-под моих сапог взлетали тучи мух, секунду назад покрывавших трупы. Мухи были такими толстыми, что походили на каштаны с крылышками.

Оказавшись на вершине бастиона, я увидел сотни солдат с ружьями наперевес и штыками наготове. Они скрывались за камнями и целились в сторону города, который замер в гробовом молчании. Генерал, для которого предназначалось мое сообщение, наравне с солдатами прятался за развалинами. И это был тот же самый человек, который недавно приказал меня повесить! Слава богу, он меня не узнал.

– Mon général! – обратился я к нему по-французски. – Наконец-то я вас нашел.

Я передал ему распоряжение оставить позицию, но он не понял ни одного слова из моей французской речи и, обращаясь к кому-то из своих бойцов, произнес на своем чеканном кастильском наречии:

– А что, черт возьми, здесь надо этому лягушатнику?

Я немедленно повторил свое донесение по-испански, с поклоном и улыбкой, которой обычно одаривают победителей: