Какая еще музыка? Вокруг, естественно, были слышны только звуки ночного леса. Может быть, девушка сошла с ума? Ее белоснежная кожа в свете луны приобрела странный оттенок. Я подумал, что, может быть, она мне намекала на наши отношения. Их начало было не слишком приятным, но сейчас этот ночной лес смягчал все. А может быть, не все: стоило мне взять ее за талию, как она тут же ускользнула от меня и отступила.

Обернувшись ко мне напоследок, она вздохнула с грустью:

– Нет, ты ее не слышишь, – сказала она. – Прощай, великий инженер.

Когда она удалилась, ее аромат еще некоторое время плавал в ночной чаще. И представьте себе, даже после ее ухода я не знал точно, обвела ли она меня вокруг пальца или была ко мне не совсем равнодушна.

Я шагал и шагал всю ночь, стараясь убраться как можно дальше от Бесейте, этого логовища микелетов. С первыми лучами солнца я устроился на одной из скал, которыми испещрена в тех краях земля. Растянувшись на ее вершине, я мог наблюдать за движением на дороге, оставаясь незамеченным. У меня было достаточно времени, чтобы обдумать случившееся. В такие минуты можно наглядно видеть, что любовь побеждает все кошмары, – в моей голове все мысли о смерти отступали перед образом этой девушки, Амелис.

После Жанны ни одна красавица не затронула меня столь глубоко. И вы должны со мной согласиться, что Амелис изначально была в менее выигрышном положении, потому что Жанна имела в своем распоряжении все средства косметики, доступной лишь аристократам, а когда я впервые увидел мою новую знакомую, на ней был грубый платок, и она выдавала себя за больную. Куда ушла Амелис? Ее последние слова позволяли сделать любой вывод, вплоть до того, что она могла шпионить – возможно, в пользу обеих сторон. Ей не уйти от виселицы, это уж точно.

Ближе к полудню я разглядел на горизонте облачко пыли. Мне кажется, это был первый и последний раз в моей жизни, когда я обрадовался при виде кавалерийского отряда бурбонской армии. По крайней мере, эти вояки не станут обращаться со мной как микелеты! Встав в полный рост на вершине скалы, я замахал им шляпой, а потом спустился.

Ими командовал капитан, чей белый мундир так пропылился, что стал серым. Не сходя с лошади, он спросил меня:

– Испанец или француз?

– Я живой! – закричал я. – И только чудом! Помогите мне отсюда выбраться, черт возьми!

Войсками, которым предстояло атаковать Тортосу, командовал герцог Орлеанский, племянник самого Монстра. В его распоряжении было двадцать пять тысяч солдат и мощная артиллерия.

И вот теперь, после долгих странствий, мне наконец предстояло участвовать в настоящей осаде, проводимой по всем правилам. Не буду скрывать – я воспрял духом. Может быть, теперь мне удастся исправить ошибки Базоша, сдать экзамен и превратиться в настоящего инженера. Я провел целых два года, самых ярких в моей короткой жизни, готовясь стать маганоном, пытаясь обрести необходимые для этого знания и моральные качества. Имейте в виду, что для шестнадцатилетнего парня двадцать четыре месяца составляют весьма важный отрезок его жизни. Поэтому, когда меня одолевали сомнения, я закатывал правый рукав и рассматривал свои пять Знаков. Я смотрел на них под лучами восходящего солнца и под бледным светом луны, под палящим полуденным зноем и в прохладе сиреневых сумерек. И боже мой, какими прекрасными были эти татуировки, эти святые пять Знаков! Я не мог отступить. Тортоса означала для меня возможность разведать Слово, которому предстояло озарить мой путь.

Бурбонская армия встала лагерем около Тортосы 12 июня, а я приехал днем позже и подключился к работе бригады инженеров. Кроме того, меня предполагали использовать в качестве связного между французскими и испанскими войсками, поскольку я владел обоими языками.