Из пятисот с лишним человек, которые вместе со мной пошли в последнюю атаку 11 сентября 1714 года, нас выжило не более двадцати или тридцати. Лошадь под Вильяроэлем была ранена и упала, брыкаясь от боли. Животное всей своей тяжестью навалилось на генерала, и под градом картечи освободить его от этого груза нам долго не удавалось. Нога его была раздавлена, и из штанины на уровне колена виднелась кость. Но, несмотря на раны, он оттолкнул всех, кто пытался ему помочь, и закричал как безумный: «Вперед! На врага! Я не желаю видеть отступления!»

Мы двинулись вперед, и тут снаряд, наполненный картечью, снес мне часть лица. Я упал на мостовую среди груд убитых и раненых и дрожащими пальцами попытался дотронуться до своей левой щеки. Но это мне не удалось: на ее месте зияла дыра, доходившая до правого угла рта, а в ней – кровавое месиво с осколками раздробленных костей. Левая челюсть была сломана, половины лица как не бывало. Моя собственная кровь застилала мне глаза, а потому меня нельзя считать лучшим свидетелем последних часов свободы Каталонии.

За последующие семьдесят лет я сменил около двадцати масок. Первая, сделанная на скорую руку, была похожа на шлем телесного цвета с узкими прорезями для глаз. Она закрывала мне все лицо. В Америке один ремесленник сделал мне другую, гораздо лучше первой. Я заплатил за нее кучу денег, но ничуть об этой трате не жалею. Маска прятала от взглядов только левую щеку, глаз и половину рта. Правая сторона лица была открыта солнцу и посторонним взглядам: зачем скрывать то, что сохранилось нетронутым. Держалось это хитроумное сооружение при помощи незаметных глазу резинок и креплений. Мой тонкий нос мог свободно выставляться напоказ – мне повезло, что снаряд его пощадил. Женщины снова начали поглядывать на меня с интересом, и я почти почувствовал себя человеком.

Эту маску сменили другие, много разных масок, порой настоящие произведения искусства. Я их продавал, терял в тропических джунглях, проигрывал в карты. Иногда личины у меня конфисковывали, а иногда крали. Некоторые разбились от удара дубины или приклада, сломались при падении с лошади. Шестая маска разлетелась вдребезги, приняв на себя удар случайной пули на излете, и ее крепкому фарфору я обязан жизнью.

И с какой стати я завел разговор о моих масках? Какое это имеет значение? Ты меня останавливаешь, только когда тебе заблагорассудится, а не когда этого требует мое повествование.

Я только что вкратце изложил вам взгляды каталонцев на последнюю войну, которая положила конец их существованию как нации. Но в том далеком апреле 1707 года Суви-Длинноног был еще совсем зеленым юнцом, которому было наплевать и на политику, и на историю. Так вот, он двигался в самое пекло этой войны вместе с бурбонскими войсками только для того, чтобы найти свое Слово.

Когда наш полк присоединился к основным силам франко-испанской армии, которые располагались у Альмансы, нам стало ясно, что дела идут из рук вон плохо. На протяжении последних двух недель армии Альянса и Двух Корон преследовали друг друга, то и дело меняясь ролями: силы тратились на наступления и контрнаступления, незначительные разборки и осады небольших крепостей.

Войсками Альянса командовал граф Голуэй, который, несмотря на свой английский дворянский титул, был французского происхождения: звали его Анри де Массю, маркиз де Рювиньи. Он был ветераном и годом раньше потерял руку во время португальской кампании. Историки любят повторять, что в битве при Альмансе английское войско под командованием француза сражалось против французского, которым командовал англичанин, генерал Бервик. На самом деле все было гораздо сложнее.