Я возвращался с полевых занятий, весь перепачканный и нагруженный кирками и лопатами, когда наткнулся на них. Техника наблюдения, которой меня обучали в Базоше, может быть использована в самых разных целях, а не только для собственно инженерного дела. У меня уже было четыре Знака, и мне хватило одного взгляда, даже половины взгляда, чтобы понять, чего хочет этот тип. Вернее, кого он хочет.

Несколькими годами раньше Вербом, колбасник из Антверпена, служил под командованием Вобана во время двух или трех осад. Это оправдывало его появление в замке, которое он хотел выдать за простой визит вежливости. Прекрасный предлог хвастаться здесь своей униформой королевского инженера. Ха-ха-ха! На самом деле он охотился на крупную дичь. Жанна была красивой и богатой дочерью самого Вобана, а ее мужа не сегодня завтра могли отправить в какое-нибудь богоугодое заведение. Когда я с ними поравнялся, этот колбасник справлялся у Жанны об ее отце. В ответ на ее слова о том, что маркиз в отъезде, Вербом сказал:

– Какая жалость, я нарочно заехал сюда, чтобы выразить ему свое почтение.

Бесстыдный лгун! Вся Франция знала, что в эти дни Вобан находится в Париже и встречается с министрами чудовищного «короля-солнце». И Вербом приехал в Базош именно потому, что маркиза не было дома, и в его отсутствие он мог ухаживать за Жанной без помех.

Я остановился почти вплотную к этой паре и уставился на пришельца с наглостью, достойной сумасшедшего. Непрошеный гость удивился тому, что грязный слуга позволяет себе такую дерзость, но счел за лучшее не обращать внимания на наглеца в присутствии дамы. Жанна сразу поняла, как могут далее развиваться события.

– Иди умойся, Марти, – сказала она и тут же спросила Вербома, не желает ли он немного перекусить.

Я, по-прежнему не сводя с него взгляда, произнес:

– Не давай ему ничего. Он хочет получить все.

В свое оправдание скажу, что моя манера выражать свои мысли сложилась под влиянием Дюкруа. Если не считать моих бесед с Жанной и коротких разговоров с прислугой, я целыми днями испытывал их влияние, и к этому времени братья уже заразили меня своей привычкой размышлять вслух. Дюкруа неустанно повторяли: «Дети говорят не потому, что умеют думать, а умеют думать, потому что говорят». Когда человек постоянно постигает искусство подчинения реальности своей воле, он без страха говорит прямо и откровенно. Однако я забывал о том, что жизнь высших классов общества основана на умолчаниях и лжи.

Лицо Вербома раздулось. И в данном случае я говорю о физическом феномене, столь же очевидном, сколь примечательном, потому что у некоторых людей гнев вызывает увеличение объема лицевых мышц до невероятных размеров. Толстые щеки Вербома надулись, точно красные пузыри. Наверное, мне следовало испугаться, но вместо этого я едва сдерживал смех. Жанна поняла, что над нами нависла опасность.

– Марти!

Я нес кирку и лопату на правом плече, придерживая их рукой, грязный рукав сполз до локтя, и мое предплечье оголилось. Вербом насчитал на нем четыре Знака и не мог поверить своим глазам, отчего его гнев удвоился. Он взял меня за запястье своей ручищей, поднес мою руку к глазам и произнес:

– Это, наверное, ошибка.

Кирка и лопата упали на плиты двора, деревянные рукояти стукнулись о камень, железо зазвенело. Я в свою очередь извернулся, точно хвост ящерицы, и левой рукой поднял его правый манжет. У Вербома было только три Знака. Я прищелкнул языком и сказал язвительно:

– В вашем случае это, без сомнения, ошибка.

– Как ты смеешь дотрагиваться до меня, вонючий садовник! – заорал он. – Оставь меня в покое!