Обмундирование, которым Михаил любовался лишь издали, теперь необходимо было примерить на себя, но прежде разобраться в нём.

Мундир-колет белый, однобортный, застёгивающийся на крючки. Воротник с закруглёнными углами и обшлаги красного цвета. Полковой цвет у кавалергардов – алый. Для почётных караулов во дворце полагается парадная форма. Поверх мундира надевается кираса из красного сукна; на ноги – лосины из белой замши, которые можно натягивать только в мокром виде, и ботфорты из твёрдой чёрной кожи, подбитой белой замшей. Поверх колета надевается кираса, её носят только с каской при парадной и будничной форме. Она изготовлена из латуни, обшита шнуром красного цвета вокруг отверстий для головы и рук, по бокам до низа и вдоль нижнего края. Подкладка чешуйчатых ремней и пояс – из красной кожи. Если к этому прибавить николаевскую шинель с пелериной и бобровым воротником, то можно понять, как дорог гардероб гвардейского кавалерийского офицера. Хоть Михаил и был отпрыском состоятельной семьи, как и многие перед выпуском, он сделал заказы у разных портных: первые номера мундира – у более дорогих, вторые и третьи – у дешёвых.

Кроме обмундирования, каждый офицер, выходя в полк, должен был предоставить двух собственных коней, соответствующих требованиям строевой службы. С этим у Михаила проблем не было: личная конюшня в имении обеспечивала достойный выбор.

Наконец обмундирование было получено, день отъезда в имение выбран. Скорою почтою Даше полетело письмо:

«Милая Дашенька!

Со дня отъезда твоего мысли мои не успокаиваются. Всё думаю о тебе, всё представляю тебя такою, какою видел в час расставанья. Знаю, что скоро увижу твои печальные глаза, коснусь дурманящих волос, прижмусь щекою к руке.

Дела мои большей частью улажены, теперь уже нет никаких препятствий для нашей встречи. Ты так глубоко вошла в моё сердце, что жизнь без тебя мне кажется пустою. Сначала ты приедешь в Боровое, потом мы вместе отправимся в Черниговскую губернию. Я намерен испросить руки твоей у батюшки. А затем прямиком в столицу.

Твоё прошение о преподавании в Смольном институте без внимания не осталось, только неуверен, что сие тебе сейчас необходимо.

Выезжаю третьего дни и жду у себя твоего приезда.

Обнимаю, целую тысячу раз.

Всегда твой Мишель».

Дверь распахнулась, и в полукруглую залу вбежал лакей.

– Приехали-с, ваше сиятельство! – прокричал он, с трудом переводя дыхание. – Въезжают!

Михаил выскочил из-за стола, опрокинув стул, на котором сидел, и бросился к выходу.

– Предупреди Катю, – крикнул лакею на ходу, не оглядываясь.

Ворота были открыты, коляска уже въехала. Даша, открыв дверцу и не успев ступить на землю, попала в объятья юноши. Из дома с радостными возгласами выбежала Катя:

– Дашутка, как я соскучилась! – Она бросилась гостье на шею. – Наконец-то ты приехала к нам! – И, несмотря на протесты брата, потащила её в заранее подготовленную комнату. – Тебе надо переодеться с дороги, привести себя в порядок, отдохнуть. Это для вас, мужчин, – раз, два и готов. – Она подмигнула брату.

Вечером в гостиной шин чай и беседовали втроём. Отец, не заезжая в имение, уехал в Италию, где уже давно в клинике лечилась мать. Потом пошли прогуляться по саду, зашли в беседку. Катя нарочито зевнула и со словами: «Разрешите откланяться, господа, девочку ждёт Морфей» – упорхнула, а Михаил с Дашей долго ещё сидели обнявшись под тёплой курткой юноши, надёжно защищавшей двоих от ночной прохлады.

Утром за чаем Михаил объявил:

– Идём в конюшню! Дамы могут переодеться.

Лошади косились на необычно большое количество людей, идущих по коридору между денниками. Первым шёл Фёдор, за ним Ванька, потом Катя и Даша; замыкал шествие Михаил. Он смотрел на изящную фигурку возлюбленной, одетую в Катину амазонку, так ни разу и не востребованную хозяйкой, и непонятное волнение овладевало им. На какой-то неровности Даша споткнулась, и Михаил, славящийся своей реакцией, поддержал её, слегка приобняв. Девушка обернулась, обменявшись с юношей взглядом, и слегка погладила его по руке. Этого никто не заметил.