Если поблизости появится некто, кто отличается и угрожает их спокойствию, они бросаются в бой: клевещут, доносят, критикуют. Их обеспокоенность понятна, а что, если окажется, что они не жили ту самую «правильную» жизнь. Ни за что на свете они не хотят допустить своего разочарования, а тем более промашки. – Виктория сделала патетическую паузу, и Ричард вновь неожиданно заметил русскую театральность.

Я вошла в здание университета и почувствовала странное спокойствие. Все вокруг было намного ярче, чем в последний раз.

– Здравствуйте, профессор, – вежливо поприветствовал меня вахтер, однако выражение его лица не было, как обычно, веселым, скорее печальным – да, в последнее время его беспокоил тазобедренный сустав, когда-то он активно играл в волейбол, очевидно, из-за этого у него были порядком изношены суставы.

Я поднималась по ступеням в свой кабинет. Шестнадцатилетний юноша, влюбленный в девушку постарше, девушка, напуганная из-за плохо подготовленного задания, двое ребят, которые ждут не дождутся вечернего футбола… ничего особенного. Я выключила фантазию, зашла в кабинет и поприветствовала коллегу.

– Добрый день, Лесан.

– Привет, Виктория, тебе нужно зайти к директору.

А вот и оно, подумала я. Взглянула ей в глаза – очевидно, она знала, в чем дело, но не хотела быть носителем плохих новостей. Я простила Лесану и отправилась на пятый этаж. Почему все, кто хочет что-то значить, должны сидеть на самых верхних этажах, весело размышляла я, и незаметно мне стало легче. Я открыла дверь директорской.

– Добрый день, Виктория, проходите.

– Добрый день, Анна Николаевна.

Директор что-то поискала на заваленном столе, вытащила один лист, встала и переместилась в кресло. Обычно она так не делала, она была автократичной, задания и приказы раздавала прямо. Значит, вопрос был серьезный. Она положила передо мной бумагу и резко велела: «Читайте».

Замызганное, смятое письмо, напечатанное на машинке. Я посмотрела вниз – оно было не подписано. Анонимка. Не перед кем извиниться, объясниться, защититься. Я чувствовала себя абсолютно мертвым человеком, у которого уже нет шансов к сопротивлению. Кровь приливала мне в голову.

Анонимка – это худший способ клеветы, проявление низости и подлости. Она каждому свернет шею, это удар, на который человек не может реагировать, дать отпор.

Анонимка – это толпа, она лишает виновника ответственности, прикрывает трусость индивидуума, позволяет спрятаться за общественное мнение и превращает жизнь таких людей в одно большое оправдание.

Но общество это ценит – как иначе вытащить правду в общество, как иначе растворить личные, интимные вещи, кроме как на позорном столбе общественных норм? Мои дни в этом университете скоро закончатся. Все это пронеслось у меня в голове за несколько секунд, потом я медленно прочла текст, полный сильных оборотов.

Уважаемый директор,

мое почитание и уважение социальных ценностей заставили меня написать. Я независтлива и не клевещу. Виктория Григорьевна Арутцунян учит глупостям и забивает детям голову имперскими убеждениями. Знания, как она считает, неважны. Университет, по ее мнению, должен обучать самостоятельному мышлению, развитию личности, созданию собственных взглядов на мир, жизнь и подобная болтовня. Дескать, самым главным является познание самого себя! Вы согласны, что это чушь?

Во времена исполнения социалистических обязанностей, когда мы стремимся и стараемся, чтобы люди работали и жили для всех, сдвинули уровень социалистического строительства нашей Родины, привлекли массы в общественный процесс и созидательным способом выполнили план пятилетки, такое обучение является подрывом нашего общества! Пожалуйста, посмотрите на последние постановления съезда!