Побег от посредственности Павел Вособа

Кто они, хорошие правители?

Те, кто находят волю взять судьбу и решения

в собственные руки, жаждут стать могущественными,

не нуждаясь в силе и богатстве, хотят быть уважаемыми,

не вызывая страхи являются свободными,

не ограничивая свободу других.

Чувство собственной беспомощности ведет к жажде иметь власть. (Моника Папян)

Ричард наблюдал за Джоном до последней минуты, пока тот совсем не скрылся в иерусалимских улочках. Его одолела странная тоска. Он присел на маленькую скамейку рядом с Викторией, мир замедлился, его руки и ноги отяжелели, утратили силу, только сердце стучало: бум-бум-бум. Первая встреча с Джоном, Нью-Йорк, Сан-Франциско, Сидней, Иссык-Куль, Санкт-Петербург… В каждый момент, в каждой ситуации он оберегал меня, подстраивал собственную жизнь, смирялся, прислушивался. Насколько близки мы стали друг другу за такой короткий период времени? Не было ли это движение односторонним? Он отдавал, я – наслаждался удовольствиями и приключениями.

Его поглощала эмоциональная пустота, его душа, рыжая проказница, отказывалась смириться с тем, что он, возможно, больше не увидит Джона. Он взглянул на Викторию.

– Вы забыли расплатиться с Джоном? – спросила Виктория с легким сарказмом.

Ричард прищурил глаза. В тот раз в ответ на мой вопрос, сколько это будет стоить, Джон усмехнулся: «НИЧТО… в материальном смысле». Откуда-то у него выпал странный пористый камушек, он этого не заметил, я его поднял и протянул ему. Джон трясущимися руками аккуратно взял его и спросил, верю ли я в приметы.

– Камушек имеет для Джона невероятную ценность… – «Однако он об этом пока не догадывается», – пронеслось в голове у Виктории. – Общество – это что-то, похожее на карусель счастья. С детской наивностью мы садимся на нее, сначала нам нравится, нам придает силы эйфория от быстрой езды, мы проваливаемся в иллюзию вечности, голова кружится, и мы теряем сами себя. Вращение ускоряется, радость улетучивается, сойти нельзя, карусель вращается и вращается. Нас тошнит, мы кричим: «Остановите!» – но карусели неведомо милосердие, она выкинет нас тогда, когда нам уже нечего предложить, нечем заплатить… – Голос Виктории сорвался, глаза увлажнились. Затем она уже зло, почти зверино зашипела: – И за все мы расплачиваемся, только долго не имеем понятия чем.

Сначала Ричард не понял. Неужели весь путь с Джоном был всего лишь каруселью? Он устроился поудобнее, сосредоточился и очутился внутри потемневших красок. Они близко, он прикоснулся к ним, почувствовал тягучую боль. Это эмоции Виктории! Изумленный, он открыл глаза.

– Джон и я делали карьеру, с виду вполне привлекательную, мы стали успешными, уважаемыми, нечеловечески продуктивными, но утратили способность радоваться, переживать, нас гнали цели, успех в обществе и беспощадное, вызывающее стресс время. Наш путь исчез, и мы отправились по следам посредственностей.

– Вам стыдно?

– Я ищу прощения и свое будущее.

– Являюсь ли я частью вашего будущего? – спросил Ричард.

– Вы являетесь частью обоих. – Глаза Виктории на минуту утратили свой огонь, чтобы затем ударить снова. – Вас еще только ожидает оплата долга.

– Но я по-прежнему не знаю, чем заплатить.

– Когда «оно» случится, вы сами поймете.

В глазах Ричарда появился блеск подозрения и недоверия. «Когда “оно” случится. Но что именно».

– Вы хотите идти дальше?

– Не зря ли спрашиваете? – заметил иронично Ричард.

Виктория кивнула, посмотрела в направлении Храмовой горы и поднялась. «Тогда пришло время идти».

И они направились по ступеням, предназначенным только для мусульман, к Куполу Скалы, главной святыне ислама. «Вам туда нельзя!» – закричал им в ужасе владелец чайной.

Ричард еще успел обернуться, улочка и арка исчезли, появились закатное арабское солнце и позолоченный храм.

***

Всем телом он почувствовал сильный зуд. Это все грубая шерстяная ткань белой царской тоги. Он тяжело поднимался по ступеням, пока перед ним не появилось ошеломляющее зелено-белое строение – третий и самый большой еврейский храм, покрытый массивными золотыми плитами, которые излучают на заре огненно-желтое сияние. Он невероятно горд своим грандиозным творением. Оно помогает ему забыть боли, внутреннюю пустоту, грусть и отчаяние. Напоминает ему о его неограниченном деспотизме, решениях о жизни и смерти других, моментах, в которых он чувствовал себя Богом, избранным и бессмертным.

Он остановился и отдышался.В последнее время каждый продолжительный путь изматывал его. Неудивительно, ему 69 лет, и больше 35 лет он правит Иудеей.

– Ирод, тебе нужны носилки? – спросила с неискренней заботой его сестра Саломея.

– Нет, – из последних сил зло отрезал он. «Ненавижу свою слабость, зависимость, а больше всего – неискреннюю заботу сестры, которая правит за моей спиной и решает вместо меня. Это она доносила, клеветала и плела интриги. Саломея заставила меня казнить мою жену Мариамну и двух сыновей, Аристобула и Александра. Она мстила каждому, кто напоминал ей о ее низком происхождении, а сейчас она ждет, пока я сдохну!»