Через какое-то время снаружи опять забрякал замок, и в каморку зашел Крам.

– Куда вы ее увели? – накинулся на него Никита.

– Не твое дело, – ответил бородач и, схватив его за шиворот, потащил к выходу.

– Пусти! Я сам пойду, – дернулся Никита.

Крам, глядя с кривой усмешкой ему в глаза, убрал руку. Никита шевельнул плечами, поправляя задравшуюся одежду, затем взглянул исподлобья на здоровяка, а тот кивнул, указав ему путь. Никита пошел, изредка направляемый Крамом толчками в спину. Стараясь увидеть Кэт, Никита вытягивал шею, вглядывался прохожих, пытаясь разглядеть среди грязных лохмотьев ярко-желтое пятно куртки. Но вокруг были только люди в лохмотьях.

Прервав его размышления, Крам сильно толкнул Никиту в спину, давая понять, что нужно повернуть направо. Там поселение заканчивалось. Узкая тропинка, извиваясь среди больших камней, уходила вдаль и вела к ущелью, расположенному несколько выше. Никита вопросительно взглянул на Крама, а тот лишь сильнее толкнул его в спину.

«Может быть, Катю тоже туда увели…» – подумал Никита, и направился по тропинке.

Крам провел его вглубь скалы. Здесь было темно почти так же, как в том сарае, где они сидели вместе с Кэт, и отовсюду слышался стук. Никита, не различая ничего в темноте, споткнулся и упал.

– Чтоб тебя! – выругался Крам, наступив на него. – Чего разлегся? Вставай, давай!

Крам нетерпеливо пнул его. Никита торопливо, на сколько это можно было сделать со связанными за спиной руками, встал.

– Куда дальше-то? – спросил он, потому что в этой темноте ничего не было видно.

– Мут! Иди сюда! Я тебе нового работника привел! – крикнул Крам в темноту, решив, что, и в самом деле, идти дальше может быть опасно.

Где-то вдалеке послышался шум: шарканье шагов, бряканье осыпающихся камней – кто-то приближался к ним. Никита вгляделся в темноту, туда, откуда слышались звуки. Вдалеке показался тусклый, качающийся огонек. Он болтался и дергался, словно бантик, привязанный за ниточку, с которым играет котенок. Огонек приблизился на столько, что уже можно было разглядеть, что это лампа, которую нес невысокий, сгорбленный мужичок. Он протянул свободную руку, и, схватив Никиту за рубашку возле ворота, сильно дернул ее вниз. Ошарашенный его внезапной силой, Никита невольно нагнулся, оказавшись на одном уровне с горбуном. Тот поднес лампу к лицу Никиты, внимательно рассматривая его. Никита тоже разглядел горбуна, и отпрянул: его лицо было совсем зеленым, выделялись только ярко-белые, будто светящиеся белки глаз.

– За что избил? – хрипло спросил горбун, покосившись на Крама, все еще держа Никиту возле своего лица.

– Это не я. Такого привезли, – ответил здоровяк. – Он дерзкий, поэтому к тебе и привел.

Горбун вздохнул, и снова уставился на Никиту.

– Мут, ну чего ты его так разглядываешь?

– А если он у меня уже назавтра «загнется»? Приводишь каких-то калек!

– Не волнуйся, он крепкий. К тому же за него неплохо скинули, так что если «загнется», то не особо убыточно, – усмехнулся Крам.

– Ну, как знаешь, – сказал Мут, отпустив рубашку Никиты. – Я беру его, только потому, что ты мой брат. Ты знаешь это.

– Я привожу их к тебе только потому, что ты мой брат, – усмехнулся Крам. – Поэтому же и денег с тебя не беру.

Никита удивился, услышав, что они братья. Как такие разные люди могут быть братьями? Крам такой крупный, высокий, сильный, а Мут – щуплый, маленький горбун, да еще и зеленый. Как природа могла так неравномерно раздать братьям качества? Только громовой голос Мута выдавал в нем силу.

– Зато берешь зердалитом, – проворчал Мут, на что Крам только рассмеялся: