Белая армия, чёрный барон

Снова готовят нам царский трон,

Но от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней!

Так пусть же Красная

Сжимает властно

Свой штык мозолистой рукой,

И все должны мы

Неудержимо

Идти в последний смертный бой!

неслось из установленных на ГУМЕ* репродукторов.

Затем площадь тряхнуло, все исчезло. Открыл глаза. Состав, замедляя ход, гремел на стрелках. На фронте сны Лосеву никогда не снились. Видать пришло время.

– Ну, так вот, – услышал снизу хрипловатый голос Трибоя. – Было это летом сорок третьего под Белгородом. Я тогда командовал взводом. Готовилось очередное наступление, и мы получили приказ провести разведку боем, вместе с приданной пехотой.

Целью являлся участок немецкой обороны на берегу Ворсклы*, где предстояло ее прощупать и выявить огневые точки.

Утром, часов в пять, пехота влезла на броню, в небо унеслась ракета, я дал по рации команду «вперед»!», и мы рванули с места. Половину дистанции, прячась в тумане, прошли на предельной скорости, а когда у реки он поредел, немцы ударили с берега так, что всем чертям стало тошно.

Десант наш посыпался на землю кто – куда. Танк Сашки Гамалеи справа, задымил и попятился назад. Мы же, со вторым, шпарим вперед и садим по фрицам из орудий с пулеметами.

Минут через десять командую отход. Механик-водитель врубает заднюю скорость и начинаем отползать назад, в примеченную слева, заросшую кустами низину.

Там же, как на грех, оказалось болотце, он дал газ и стал его форсировать.

Но куда там. Траки погрузились в донный ил, замолотили вхолостую, и мы сели на клиренс.

– Давай, давай ходу курва! – пинаю механика сапогом в спину.

Обливаясь потом, тот заработал рычагами, дергая машину вправо-влево, и тут нам впечатали снаряд в башню. Машину тряхнуло, в морды секануло броневой крошкой, все стихло. Через пару минут кашляя и матерясь, оклемались, хриплю механику «запускай движок». Он пытается – ни в какую.

– Спокойно, говорю, Санек, давай еще. Повторяет, результат тот же.

– Ну, все, – гудит рядом башнер*, – сейчас наведут нам решку.

И точно. Вскоре со стороны немцев показался ихний «Т-3»*, давший по нам пару выстрелов. Броня выдержала. Затем рядом с ним возник тягач, обе машины покатили к низине.

– Так, слушать меня! – отрываюсь от перископа. – Судя по всему, фрицы считают нас дохлыми. Подпустим вплотную и откроем огонь. По моей команде.

Башнер загнал снаряд в ствол, замерли. А эта шобла между тем приближалась. Танк лязгал гусеницами впереди, тягач шел с отставанием и чуть справа.

– Хреново, если «панцер» зайдет к нам сбоку и лупанет в борт, – забеспокоился стрелок-радист. – Там броня точно не выдержит.

– Всем молчать! – приказываю. – Ждать команды.

Сбоку заходить никто не стал (машины остановились в десятке метров напротив). Башенный люк танка откинулся, и на кромку уселся фриц в пилотке, закуривший сигарету.

Из тягача неспешно выбрались еще три, стащили с него буксирный трос и поволокли к «тридцатьчетверке».

– Сидеть тихо, – шепчу. – Пусть крепят.

Оживленно лопоча на своем, фрицы влезли в грязь, зацепили буксир за рым, а потом вернулись. Старший махнул рукою водителю тягача. Тот врубил скорость (канат натянулся), потом прибавил обороты, и мы потихоньку двинулись вперед, освобождаясь от топи.

А как только оказались на сухом, я заорал «огонь!», и наводчик влепил бронебойный под погон башни «панцера». Ее раскололо как орех, немец тут же загорелся, а механик по ходу движения, (тягач все еще полз), снова надавил стартер, и на этот раз получилось.

Танк ожил, взревев двигателем. Я приказал «дави!», и мы прыгнули на тягач как кобель на суку. Под днищем хрупнуло, машину колыхнуло, и через минуту, объезжая злосчастную низину, мы на полном ходу рванули к своим.