И бред и страшный смысл того,
Что море мне в ту ночь шептало:
– «Уйди, уйди!.. Ты тут чужой,
Ты не морской, а земляной,
Беззубый плоский серый ящер…
Твоя тоска – лишь блажь одна.
Ни в чем ты не дойдешь до дна. –
Какой-то ты не настоящий!..»
<1944>
Химера
Сероватые ползут сторонкой
Сыроватой ватой облака.
Затянули небо тонкой пленкой.
Тошно. Кажется, что смерть близка.
Что ни шаг – то тысячи препятствий,
Что ни мысль – то тысячи химер.
Чуешь только беды да напасти.
Мир печален и трусливо сер.
Боль и гибель, жертвы и утраты,
Нож и пуля стерегут везде…
Вот опять бунтовщику Марату
Смерть грозит Шарлотою Корде,
Вот опять предсмертную истому
С пулей Пушкину прислал Дантес…
Но довольно солнцу золотому
Усмехнуться, как и страх исчез.
Ненадолго, к счастью, меркнет вера,
Ненадолго гибнут бунт и труд…
Всё равно рассеются химеры,
Всё равно за горизонт уйдут.
Где бы ты ни находился, где бы
Ни встречал от облаков рябой
День, а все-таки улыбка неба
Вечно голубеет над тобой!
Одолеем мы химеры эти,
Страхи и сомненья зачеркнем, –
Взрослые умом, душою дети,
С юностью, с надеждами, с огнем, –
Через всё пройдем, перешагнем!
<1944>
Пустыня
Выжженный –
как пустыня,
Гулкий –
как вблизи водопад,
Каменный –
с головы и до пят –
Город в безразличии стынет…
К вечеру устанешь, как рикша,
С мыслью: «не сойти бы с ума»,
Бродишь, ни к чему не привыкши…
Кажется – пустыня… тюрьма…
Право –
что тебе-то осталось,
Что на твою долю пришлось?..
Только
пустота и усталость,
Только
одинокая злость,
Только
лихорадочность бега,
Сутолока без конца,
Судорога вместо лица…
Пусто:
ни одного человека,
Голо:
ни одного деревца!
<1944>
Ангелы
Нужна ли лирика сейчас?..
Нет, нет и нет! Как будто ясно!..
Но, на минуту отлучась
От современности всевластной,
Чтоб тотчас к ней вернуться вновь
Таким же злым, на всё готовым,
Про вас, печаль, про вас, любовь,
Шепну украдкою два слова…
Вот я гляжу по сторонам…
Войдете вы – душа рванется
К той нежности, которой нам
Так мало в жизни достается.
Душа печальна и проста,
В ней нет усмешки, всё кривящей…
Откуда эта простота?
От вас, мой друг, чуть-чуть увядший.
Ко мне вернулись детства сны.
Откуда? Это вы мне снитесь.
И в эти сны заплетены
Луны серебряные нити.
Достаточно поймать ваш взгляд, –
С души как будто сброшен камень.
Как будто ангелы летят
Над перистыми облаками,
Их очень много – целый рой.
Но тут я говорю: довольно!
Я рву с заоблачной игрой,
При слове «ангелы» невольно
Усмешка вновь лицо кривит,
И явь страшна и не согрета…
И не до этой нам любви,
И не до нежности нам этой!
<1944>
Феникс
Курю
и смотрю
из-за дымных облак.
Хочется
чего-то
этого
…
Роняю пепел,
и вдруг
ваш облик
пронесся в дыму,
и – нет его!
Но снова
зоркая
душа согрета
(а только что
мерзла и слепла)…
Феникс,
кажется,
называется это
странное
восстанье
из пепла!..
<1944>
Сквозь цветное стекло
О музыки неверная стезя!
Верзила, возведенный в менестрели,
Пропел… Аплодисменты озверели.
А в зале яблоку упасть нельзя.
Потом он снова вышел, лебезя.
Заныл рояль, изобразив свирели.
Актер с тапером, расточавшим трели,
Сошлись, как закадычные друзья…
И двойственное вызывают чувство
Тех песен надболотные огни…
Чем он толпе собравшейся сродни?
Гипноз. Цветное стеклышко искусства.
Беспечный трутень средь безумных пчел…
Насытился, откланялся, ушел.
<1944>
Кошка
Вот мы снова встретились,
Встреча роковая…
В шубе и в берете вы
Ждете у трамвая.
Спрашиваете новости,
Хвалите погоду,
Оживает снова всё,
Как тогда – в те годы…
Как сдержать рычанье мне?
Как держаться смело?..
Полное отчаянье…
Что я буду делать?
Ах, опять мяукаю,
Ах, опять безвластен
Я над этой мукою
И над этой страстью.
Мне любви бы крошечку –
Весь бы страх растаял…
Но ведь вы, как кошечка,
Замкнутая, простая,