Но он знал, что у него их не было.
Меченой рукой он вскрыл конверт и вытащил из него письмо. Бумага необычная на ощупь. Такой он ещё не встречал.
Текст ему не понравился. Если это и правда последнее, что он прочитает в своей жизни, это слишком несправедливо. Почему какой-то психопат решает его судьбу?!
Хотя ему ли говорить о справедливости.
Твоё время, второй.
Моя вторая симфония. Тоже несовершенная, но для совершенства нужна практика. Благо её у меня будет достаточно – таких, как ты, полным-полно. Ловко вы всё обставили со своим адвокатишкой, ловко ускользнули от логичной развязки. Но тем лучше – теперь твой финальный аккорд зазвучит ещё гармоничнее. Тебе удалось попасть в тональность. Твоя последняя партия в оркестре жизни будет длинной, так что ты успеешь насладиться ею, прочувствовать, как прекрасно отсутствие фальши.
Как прекрасно, когда все на своих местах.
Длинной? Похоже на то. Если уж на то пошло, лучше бы он убил его сразу. Быстро.
Он уставился в потолок. Сил совсем не осталось. Сколько он ни пытался освободиться, сколько ни пытался кричать, всё было бесполезно. Конечно, он отдохнёт и продолжит, он не сдастся так просто. Только почему он не слишком-то удивлён? Подсознательно ждал чего-то подобного? Расплаты. Может, стоило тогда сесть в тюрьму. Может, не лежал бы сейчас в луже собственной мочи, истекая соплями и слезами.
Вечно визжащая по любому поводу соседка уехала вслед за остальными, у всех отпуска, мать их, и затяжные, так что его ещё долго не найдут. Скорее всего, найдут, когда уже будет поздно. Если каким-то чудом нос не забьётся соплями и он не задохнётся, что в его положении весьма маловероятно, он умрёт от обезвоживания.
Это как минимум.
Симфония №3
Басы отдавались по земле. Туц-туц-туц. Он полз на локтях, ничего не видя от боли, оставляя за собой широкий кровавый след, размазывая его по липкой земле. Туц-туц-туц. Песня закончилась. Толпа взревела восторгом, дикой одержимостью, неистовством. Началась другая песня. Туц-туц, туц, туц-туц. Пот заливал глаза. Он же именно поэтому перестал различать дорогу? Ещё вчера у него было всё нормально. Без особых проблем подцепил ту дамочку в синем платье. Или в зелёном? Чёрт, да какая разница? Он же сейчас отключится, истечёт здесь кровью и сдохнет, как дворняга, так почему он думает о её платье?
Наверное, чтобы как раз не отключиться.
После дамочки был провал. А потом – холод земли под задницей и какое-то напряжение внизу живота. Напряжение стало болезненным, а уровень адреналина в крови подскочил, когда он опустил глаза на свой пах. Вернее, туда, где он должен быть – он, а не какая-то тяжеленная металлическая штуковина, отдающаяся острой резью ниже пояса, сковывающая его до середины бедра. Средневековье, мелькнуло у него в голове. Громоздкая штуковина и правда смахивала на какой-нибудь средневековый пояс верности. Вокруг были ночь, земля, песок и какой-то далёкий шум. И ещё метрах в двух от него лежал золотой конверт. Пресса уже про них распиналась. Но он никого не убивал.
Он поднялся на ноги, стиснув зубы от боли. Вцепившись руками в устройство, попытался его снять или хотя бы понять, как это можно было бы сделать, но ничего не вышло. Огляделся – ни души. Похоже, он на дне заброшенного карьера. Издалека доносились шумные смешанные звуки, очевидно, бывшие музыкой. Ночной рейв? Рок-концерт? Он закричал, оглушительно громко и пронзительно, но вряд ли кто-то это заметил. Поразительно, не так далеко от него толпы людей, скандирующих под агрессивную музыку, он может их слышать, но им нет до него никакого дела. Он покричал ещё. Похоже, его не слышали. Надо выбраться из карьера.