— Сейчас-то поди пусто в подполе? Не осталось картошки?

— Не осталось. Может, вытащил кто, не знаю. Если это так, то картофель действительно редкий, потому что кроме него ничего не взяли.

— Да ну ты брось, кому нужно голову свою под плаху подставлять из-за картошки? В дом не полезет никто, даже если он рухнет весь.

— Тогда не знаю. Папа, значит, съел все-таки, устал беречь. Как умерли мои родители, Ян? Ванда не успела мне рассказать. Узнала, что я одинока, и как с цепи сорвалась.

— Болела мать твоя. Ушла быстро, а следом за ней и отец твой. От горя, говорят, помер. Всё письма тебе слали, а ты молчала.

— Письма? — сердце сжалось. Я неверяще смотрела на Яна, молясь, чтобы он лгал. — Разве они писали мне?

— Об этом мне мой отец как-то сказал за рюмочкой. Вон, говорит, соседи дочку взрастили, а она умотыляла и думать о семье забыла.

В груди всколыхнулись обида и горечь – эмоции Арьи. Они заполнили меня всю, на миг погасив мои собственные чувства.

— Сдается мне, что ты не знала? — угрюмо спросил Ян.

— Не знала.

— Во дела… А не приезжала почему?

— Ребенок был слишком мал, — солгала я. Не говорить же, что муж запер нас и с территории своего дома не выпускал.

Шум, раздавшийся через дорогу, отвлек нас от грустного разговора. Миссис Хом снова скандалила, на этот раз с соседкой родителей Яна – та жила как раз между Вандой и семьей моего помощника.

Большое расстояние, которое занимал огород, вовсе не мешало миссис Хом громко упрекать соседку в том, что она снова развесила свои панталоны на ее забор.

— Забор общий! — орала та, чье белье развевалось на ветру, прикрепленное к штакетнику крепкими прищепками.

— Убери сейчас же! — Ванда подлетела к забору, сорвала с него панталоны и перебросила их на территорию соседки.

Я обернулась к Яну:

— Как давно миссис Хом стала… такой? Я помню ее милейшей женщиной.

— Как седьмого родила, так и свихнулась.

— От кого? — не поняла я.

— Да кто ж знает? Нет у нее никого. Живет одна, в гости разве что Иозиф захаживает. Поди от него и нарожала, только не признается никому.

Я едва не рассмеялась. Ну, Ванда! Теперь-то мне понятно, с чего такая ненависть ко мне. Не спроси я о Иозифе в тот раз, может, и подружились бы с ней.

— Мамочка! — Майя бежала к нам, перепрыгивая через кучи травы. Чуть не споткнулась о деревянную кадку, выругалась на нее так, что я глаза прибавила. Чему только не научилась у Нико! — Мам, а можно я вам буду помогать? Скучно одной!

— Да вы можете пока мусор во дворе собрать, — предложил Ян.

Так мы и поступили. До самой ночи выкорчевывали доски, балки, ведра и различную мелочь из зарослей сорняков. Складывали все ненужное за забором, а то, что могло пригодиться, в пристройку, где хранились садовые инструменты. Потом собрали траву в мешки и тоже отправили в общую кучу мусора.

Во дворе стало намного чище. Сорняки, не самые крепкие, повырывали руками, и территория перед домом приобрела относительно ухоженный вид.

Ян в это время вовсю бегал по огороду с плугом. Та, часть что была очищена от сорняков, на удивление легко поддавалась, и мужичку не понадобилось много времени, чтобы привести почти половину огорода в приличный вид.

Дела спорились на радость мне. Я быстро перестала чувствовать свою вину за то, что Ян просто так нам помогает – если ему это нравится, то на здоровье. Я заплачу обязательно, несколько медяков для такого человека не жалко.

Но, зная, что денег у меня нет и заплатить я не смогу, Ян вовсе не был расстроен. Довольно потирал руки после каждой вспаханной борозды, с удовольствием разглядывал на свету каждый сорняк. Рассказывал нам, что это за трава и как от нее избавиться, чтобы она потом не затянула грядки и картофельную ботву.