Сухая жердь чудесным образом удлинилась и принялась громко стучать по столу Финна. В классе стояла мертвая тишина, все знали, что Хранитель сердиться.
–Какое первое правило моих занятий? – спросил тот напуганного Финна.
–Никакого внутреннего монолога, – голос Финна почти перешел в шёпот.
–Верно. Но почему?
–Потому что наше сознание должно быть открыто новой информации, развиваться, без предрассудков, страхов, чужих мнений и иллюзий, – уже смелее ответил Финн.
– А когда наш ум находиться в диалоге с самим с собой, где при этом наше внимание?
–В прошлом или в будущем, мессир.
–Хорошо. А где ему и вместе с ним Финну Форку следует находиться вовремя моих занятий?
–Здесь и сейчас, – Финн виновато понурил голову. – Извините, мессир.
–Хорошо, – Хранитель был удовлетворен, и посох, перестав стучать по столу, отправился на свое место тем же путем, каким и прибыл. – Предлагаю продолжить наш урок. Мисс Уна Бирн, если Вы готовы продемонстрировать всему классу свои первые самостоятельные опыты, мы будем рады наблюдать это. Прошу.
Уна вышла в центр класса. Ее спокойный взгляд лишь на секунду задержался на Финне, и он заметил, как легкая ободряющая полуулыбка коснулась ее губ.
Она подняла руки вверх, и воздух возле нее стал закручиваться в воронку. Финн смотрел не отрываясь. Сейчас, в лучах заходящего солнца, ее волосы казались ему струями растопленного золота, добываемого в недрах земли гномами-старателями. Остаток урока он ничего не слышал и не замечал, внутри него звенела завораживающая тишина.
Когда все ученики, кроме провинившегося Финна, покинули класс и шум их шагов стих за дверью, мессир Скандлан тяжело поднялся со своего кресла и жестом поманил его следовать за ним.
Подсобное помещение примыкало к просторному классу через маленькую дверь в стене и считалось учительским кабинетом. В нем не было ни окон, не стульев, и царил полумрак. Имеющееся пространство все было завалено различными колбами, банками и прочими склянками необычных форм. Кое-где на столе и даже на полу лежали раскрытые книги, некоторые картинки Финн сумел разглядеть в полутьме. Но лучше бы он этого не делал. Картинки на страницах, как показалось юному джентри, изображали устрашающих размеров незнакомых существ, с выпученными глазами или с большим количеством конечностей. Назвать эти конечности руками и ногами у Финна не повернулся бы язык. Он почувствовал, как мурашки побежали по коже, ему стало не по себе, и он взглядом поискал белую фигуру Хранителя.
Хранитель подошел к самому темному месту в кабинете и, отдернув то, что оказалось портьерой, обнажил белую сплошную стену. Не оборачиваясь, он жестом пригласил Финна приблизиться. Вблизи ему удалось разглядеть, что стена выложенная камнем, была неровной и имела много небольших выступов, которые словно ступеньки поднимались вверх от самого пола. Правой рукой Хранитель стал водить по стене, ощупывая каждый попадавшийся выступ. Казалось, он это делает вслепую, то замирая, будто прислушиваясь к чему-то, то снова лихорадочно шаря по стене рукой. В какой-то момент раздался легкий щелчок, и часть стены со сварливым скрипом сдвинулась вглубь, обнаруживая лестницу, уходящую в еще большую темноту и неизвестность.
Хранитель вступил на первую ступень и повернулся к Финну.
– Смелее, – сказал он и заговорщицки подмигнул.
Финн вошел в темноту. Спускаясь практически на ощупь, он старался не упускать из виду белеющую в темноте спину учителя. От ступенек веяло холодом, это чувствовалось даже сквозь обувь. Несколько раз Финн ловил себя на том, что дрожит, то ли от холода, которым, казалось, был пронизан весь проход, то ли от волнения и странного предвкушения.