«Что же она там делает?» – мысленно спросил я себя, и перед глазами предстала картина: мама, слегка покачиваясь, стоит посередине комнаты и бездумно смотрит куда-то во тьму. От этой мысли меня обдало холодом.
«Не может же она вообще ничего не делать», – подумал я… и тут мысли начали расплываться.
Переживания о том, что мать в любую минуту может ворваться сюда и убить меня, растворились в густом тумане забвения. Откуда-то издалека раздалось странное эхо: «…дё-ё-ё-ё-ём, придё-ё-ё-ё-ём!».
Стоп! Взбудоражив туман, я заставил его немного развеяться, после чего поднял голову и раскрыл глаза.
«Нет… я не могу сейчас… уснуть. Только не здесь… – мысленно сказал я. – Что же с этими таблетками, чёрт возьми?! Я же… пил их раньше, причём в большем количестве, но даже тогда они не были такими… такими сильными».
Но все эти вопросы через секунду начали тонуть всё в том же густом тумане, и я понял, что нужно спешить. Осознание этого немного взбодрило меня, однако я понимал, что этой энергии надолго мне не хватит.
Поднявшись с пола, я осторожно повернул замок, приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Дверь зала действительно была полураскрыта, и, сделав шаг из кухни, я заглянул в его тёмные недра, однако из-за непроглядного мрака кроме тёмных силуэтов мебели я ничего не увидел. Протерев уставшие глаза, я на носочках двинулся к концу коридора. Пол в коридоре скрипел куда громче, чем пол на кухне, так что ступать мне приходилось с особой осторожностью, чтобы не выдать себя. Включать фонарик, я, понятное дело, не рискнул, так что мне пришлось вытянуть руки вперёд, чтобы не врезаться во что-нибудь ненароком почти в кромешной темноте. Всякий раз в ужасе останавливаясь после каждого громкого скрипа, я шёл к двери в ванную комнату, которая находилась как раз в конце этого небольшого коридора, и вскоре до неё добрался. Коснувшись её руками и прощупав, чтобы убедиться, что это именно она («а что это ещё могло быть?» – подумал я), я повернул голову, посмотрел на приоткрытую дверь моей спальни, а затем через несколько секунд повернулся и посмотрел сквозь раскрытую дверь на мамину комнату. Я мешкал, потому что в моей голове зародился новый план: запереться в маминой комнате и всю её обыскать. Моя спальня была уже изучена, и идти в неё в этом плане было бессмысленно… однако тут была одна проблема: я не знал, смогу ли в действительности запереться в той комнате. Точнее, не помнил. Моя голова сейчас, казалось, представляла собой большой арбуз на подпорках, который не желал копошиться в себе и что-то там вспоминать. Моей внутренней энергии хватило только на составление этого плана, однако на его обработку – нет.
Несколько секунд я постоял на месте, переводя взгляд от одной комнаты к другой, затем всё же решился идти в мамину.
«Нет времени… на… глупости», – подумал я и вошёл в комнату.
Мамина спальня внешне походила на комнату подростка, которой раньше и являлась: на огромном старом шкафу стояла запылённая магнитола, а на стене возле широкой кровати, размещённой прямо перед шкафом, висели слегка помятые постеры современных рок-звёзд. Ну, почти современных. Чуть правее от шкафа в углу разместился письменный стол, на котором раньше, скорее всего, были разбросаны учебники и тетрадки, однако сейчас на столе не было ничего и столешницы в нём были пусты. Здесь раньше жил сын моей тёти, который погиб в автокатастрофе, ведя машину в нетрезвом виде. Это случилось где-то года три тому назад, и ему в это время было вроде двадцать два… или двадцать три? Да, двадцать три года! Печально всё это. Печально и трагично. Вообще, сразу, как только сюда переехал, я почувствовал… что с этой квартирой что-то не так. Это… странное ощущение, но… в этом месте ты чувствуешь себя не так, как в остальных местах. Особенно ощущается всё это, когда ты начинаешь копошиться в прошлом. Квартира уже не раз мне рассказывала истории своих бывших хозяев, после которых здесь всё осталось практически нетронутым. То же самое было и с этой комнатой: в ней с момента своего переезда сюда я ничего не переставлял, да и заходил я в неё обычно только тогда, когда проводил уборку.