, перестает быть доктринерской и становится революционной». (Маркс, «Нищета философии», 1847) (Выделено нами – «Pour une Intervention Communiste»)


Более того, именно Энгельс санкционировал формулу «научного социализма» в противоположность «утопическому социализму». С такой теоретической претензией на владение настоящей «наукой о пролетариате», ценность самих социальных практических опытов, которые могли бы сделать возможными переформулировку и постоянное обогащение предшествующих теоретических позиций, с одной стороны, и, с другой стороны, необходимая задача представить и рассмотреть весь теоретический вклад той или иной фракции именно в соответствии с опытом движения в целом в его противостоянии изменяющимся объективным условиям, постепенно будет угасать и исчезать в столкновении с догмами и элитарностью, присущими такой позиции. Подобно метафизике христианства или Разуму для философов 18 века, «научный социализм» станет краеугольным камнем новой религии под названием «марксизм» и ее церквей, политических партий, названных «социалистическими» или «коммунистическими».


Таким образом, мы еще раз наблюдаем негативную роль, которую французская революция сыграла в сознании Маркса и Энгельса. За этим разделением теории и практики, которое приведет к идеологической деформации, стоит разделение между политическими задачами и социальными задачами пролетарского процесса, моделируемого на своей первой (политической) стадии на основе буржуазного процесса в соответствии с объективными. условиями XIX века: «Его собственная борьба против буржуазии не может начаться до дня победы буржуазии» (Маркс – Кугельманну, 23 февраля 1865 г.) [7] «Во всех цивилизованных странах демократия имеет своим необходимым следствием политическое господство пролетариата, а политическое господство пролетариата является первым условием всех коммунистических мер». (Энгельс «Гражданская война в Швейцарии», Deutsche-Brüsseler-Zeitung, 14 ноября 1847 г.)


Несмотря на уроки, извлеченные из опыта Парижской Коммуны, ключевая формула «Манифеста Коммунистической партии» – завоевание политической власти посредством демократического процесса – получит дальнейшее развитие в Социал-демократической партии Германии, которая, кстати, всегда отказывалася вступать в «Международное Товарищество Рабочих, несмотря на усилия Маркса-Энгельса. Разделение политического и социального этапов станет очень рельефным в коммунистско-якобинской партии, которая реализует это разделение на практике, в партии специалистов в области политики, профессиональных революционеров, теоретиков пролетариата.


Для Маркса и Энгельса партия, которая является носителем теории, разработанной коммунистами, и, таким образом, посредником (Георг Лукач) между теорией и практикой, была толкователем, определенно привилегированным, и открывателем пролетарского движения, но в их представлении она также возникала и как продукт революционной стихийности рабочего класса. Для социал-демократии и большевизма партия, сформированная до возникновения массового революционного движения, станет средством внедрения идеологического сознания в пролетариат, который рассматривается просто как носитель тред-юнионистского сознания. Впоследствии бордигистские темы инвариантности теории, органической преемственности и органического централизма в организационном плане в конечном итоге закончаться мумификацией всех интерпретаций реальности по причине своего элитаристского бреда и мессианской программы коммунизма, понимаегого всецело как идеология подлежащая практической реализации: «Перепрыгивая через весь цикл, коммунизм – это знание плана жизни для вида. То есть для человеческого вида». (