Потёртый кухонный гарнитур съёмного жилья потерял себя: ни посуды, ни набитых макаронами шкафов, ни приготовленного горячего ужина. Лишь холодильник и электрический чайник ещё стояли на посту. На небольшом прямоугольном столе ожидали походные чашки, оранжевый термос и несколько мисок с орешками, пастилками и курагой.

– А ты нет? – парировал Макс, по-хозяйски разливая чай из термоса по кружкам.

В кухне стало уютно: пахло чабрецом и мёдом, Марта положила ножки на колени любимому человеку и ловила каждый взгляд.

– Я учусь быть реалистом. Не хочу занудствовать, как ты. Просто, видимо, этому нужно учиться.

– У тебя не получится. Смирись сейчас, – Макс всегда доброжелательно относился ко всем проявлениям Мартуши, даже если она могула говорить нечто не совсем приятное.

– Там получится. Уже завтра за порог и всё, – ответила Марта и включила верхний свет, – Ты на меня не в обиде?

– Нет. Правда, нет. Малышка, милая моя славная, давай проживём этот вечер как можно более приятно, – попросил Макс, закрывая глаза и собираясь с силами.

– Последний вечер.

– Ты могла бы стать писателем, всегда подчеркиваешь то, что другие бы опустили.

– Могла бы. Но мне лень. Как твой день прошёл, расскажи?

– Я встретился с ним, всё обговорили. Он сказал, что они проворачивают это не в первый раз, но никогда нет гарантий.

– Пусть завтра кончится всё, я не против, – хмыкнула Мартуша, словно уже давно это решила.

Что делать со временем, когда его так мало? Прощаться? Забыться? Плакать? Вспомнить всё и молчать? Многое уже кажется нелепым или лишним. Опять оба на пороге чего-то нового, но совершенно нежеланного. Они отдали бы всё, чтобы обняться и остаться в этом мгновении навсегда.

Только в такие моменты, люди начинают настолько ценить прошлое, что все обиды, недомолвки и претензии тают. Казалось, что эти двое никогда не ссорились, не доказывали друг другу свою правоту, не делали ошибок.

В памяти возникали только приятные воспоминания о заботе, любви, нежности, веселье, которые и есть самая главная ценность прожитого времени.

*

В подъезде эхом рассыпались неспешные шаги. Взрослый худой мужчина в дорогом тёмно-синем костюме-тройке поднимался по лестнице. Словно всем телом он собирал информацию о пространстве. Что-то явно не давало ему покоя.

Сконцентрированный взгляд ощупывал двери квартир.

Он что-то искал.

– Как мы могли это пропустить? Феликс опять закатит мне лекцию про профессионализм и бесконечное бытие, – нотки страдания и отвращения шли из самой души.

В подъезде пахло пылью, на полу валялись газеты с рекламой. Мужчина остановился на третьем этаже у простой железной двери с кривой табличкой «26» и советской круглой ручкой, которой никогда не будет пора на пенсию.

– Нет, гуманизм не к месту, – сказал он сам себе, шаря по карманам, – Почему я всегда забываю эти ключи? – посетовал он, уперев вопросительный взгляд в потолок.

Махнув рукой, мужчина вынул из кармана пиджака серебряный портсигар с дарственной гравировкой «Всё будет хорошо. Твоя Л.», в котором красовался ряд разноцветных длинных кристаллов.

Самый тонкий, еле жёлтый, с острым концом, вошёл в замочную скважину и дверь тут же отщёлкнулась.

– Вечер добрый, уважаемые, – произнёс мужчина властным громким голосом, медленно входя в квартиру.

*

– Макс, мы с тобой так давно, что могли бы просто молчать, но какой в этом смысл? Я хочу слышать твой голос, – словно случайно признала Марта, доставая маленькую баночку из холодильника, – Последняя горсть осталась. Сегодня всё последнее, – вздохнула она и высыпала содержимое банки в термос.

– Нам хватит до рассвета, – изображая бодрость, ответил Макс.