– Это что значит? – спрашиваю я с глупой полуулыбкой, всё ещё переводя взгляд по очереди с одной женщины на другую. Меня, должно быть, разыграли и сейчас из кустов выпрыгнут операторы, заливаясь слезами от смеха.

– Это значит, милочка, что теперь-то ты можешь расслабиться. И кошечка твоя тоже. Всё, отмучились, – Вера глубоко и облегчённо вздыхает. – Мы с Надей никогда прежде не встречали новеньких, но всё тебе расскажем. Если хочешь, можешь пойти с нами.

У меня округляются глаза, и я неожиданно для себя делаю маленький шаг назад:

– Нет-нет, я никуда не пойду! Извините… но вы не могли бы объяснить мне всё прямо сейчас?

– Вера, не пугай девчушку, – Надя снова смеётся, а затем обращается ко мне. – Милая, как бы тебе сказать… ты сама-то ничего не помнишь?

– Нет. Ну… то есть, помню самолёт. Мы попали в какую-то тряску или типа того. Вроде бы я пошла искать мужа, а потом…

В этот момент мои глаза округляются ещё больше. До меня доходит сумбурная и бредовая мысль:

– Я умерла?!

– Ох, милочка, это там-то, по ту сторону, это так называется. А тут ты, считай, родилась! Только-только пришла! А воздух-то тут какой, а природа… – Вера мечтательно оглядывается вокруг.

– Мы сами здесь недавно, – посмеиваясь над подругой говорит мне Надя. – Ещё и своих-то никого не нашли. Осваиваемся, так сказать.

– Своих?! Есть ещё кто-то? – В полном недоумении, всё ещё держа кошку на руках, я таращусь на этих сияющих счастьем женщин.

– Конечно, есть! Да ты что, дорогая, сюда ж все погибшие приходят. Это лучший мир, – последнее предложение Надя произносит с особым трепетом. Она смотрит на меня, затем на подругу, и по взгляду этих двух женщин я понимаю, что они либо говорят мне правду, либо мы в большой солнечной психиатрической лечебнице. Как ни странно, первый вариант мне нравится больше. Пока я не вспоминаю, что в том самолёте я была не одна.

– А где другие? Мне нужно найти кое-кого. Перед сме… перед тем, как оказаться здесь, я была в самолёте. Он падал. Со мной был муж, я хотела найти его, но… не успела.

– Милочка, нам лишь известно, что лучший мир огромен. Но в какой его части оказался определённый человек, одному Богу известно.

– Богу? Вы его видели? – Вот это по-настоящему новость.

Вера с Надей хохочут:

– Нет, дорогая. Мы хотели сказать, что никто не знает, где следует искать того, кто близок. Но ищущих много, мы и сами подумываем над тем, чтоб своих родных разыскать. Не торопимся потому, что где бы они ни были, им хорошо. А это очень греет сердце.

Я молча смотрю на женщин, размышляя, какой вопрос задать следующим. В голове миллион вопросов.

– Так что же мне делать? – Внезапно вырывается у меня именно тот вопрос, которого не было среди миллиона.

– Ты можешь обождать, освоится. Как и мы. Кто-нибудь в посёлке обязательно сможет дать тебе все ответы, там много «старичков».

– Я бы не хотела вас обременять. И, по правде, я хочу отыскать Марка как можно скорее. Мне будет куда спокойнее, если он будет рядом.

– Милочка, а ты уверена наверняка, что он здесь? – Вера немного обеспокоенно заглядывает мне в глаза. И почему я об этом не подумала? Ведь Марк мог выжить.

Нет, следовало бы мне быть реалисткой: в авиакатастрофе никто не мог выжить. А это значит, что все те люди, включая Марка, сейчас должны быть где-то здесь.

– Да, я уверена. Ну… то есть, я почти уверена. Самолёт явно разбился. Выжить было бы сложно. В любом случае, я должна его найти. Или найти доказательство того, что его здесь нет. – Я наконец опускаю Мурашку на землю. – Скажите, вы не знаете, насколько большое это место?

Вера с Надей переглянулись.