Кеннет выдыхает. Он бегает глазами по стене камеры. По одной стороне влага – видимо, крыша давно протекает. Бентлей старается не думать, что это может быть не вода, а что-то другое, ведь если он правильно помнит – они заперты не на последнем этаже. Затхлый запах сырости, грязи и гниющей под ногами соломы, впрочем, подтверждает не самые приятные догадки. Лорд усаживается на край койки. Устало он потирает переносицу.

– Что ж, теперь мы разделим участь друг друга. Но мне даже как-то легче.

– Эй! Эй, послушай, – Джеффри машет руками и подходит к решётке, разделяющей их. – Я тут не проповедник тебе. Хочешь исповедоваться, так позови священника. Тоже мне! Я ещё помирать не собираюсь.

Но Кеннет не слушает. Поток его мыслей сильнее способности держать язык за зубами.

– Я чудовищно устал. Мне кажется, будто у меня не осталось сил. А может, у меня их и никогда не было. – Лорд облизывает пересохшие губы. Его уже несколько часов мучает жажда, но он не может пить воду с гнилым привкусом. – Глупо было надеяться, что в мире всё осталось, как прежде. Но мне казалось, что есть вещи, которые будут стоять вечно: мой дом, Компания, контора.

Бентлей опускает взгляд на руки. Они грязные от прикосновения к лавке. Надежда блеснула, как солнечный зайчик, отскочивший от хрустальной чернильницы на столе отца. Мир изменился. Жизнь самого Бентлея изменилась.

– Лучше бы я остался гнить на дне вместе с «Приговаривающим».

Сгнить, как и все несчастные, оставшиеся на борту, или умереть от полученных ран и ожогов, как те немногие, кто попытался и смог спастись с пылающего судна. Он чувствует, словно в ладони его находится клинок и вот-вот он проткнёт шпагой её вздымающуюся грудь, к которой ещё когда-то прикасался губами, на которой лежала его голова в редкие моменты, когда ему казалось, что всё можно изменить и наглая пиратка вдруг сможет стать его женой. Теперь же у Морганы нет даже могилы, на которую Бентлей мог бы прийти и попросить прощения, после чего отправиться на плаху.

Кеннет потирает костяшки, перебирается пальцами на фаланги и заламывает их. Но слабое ощущение боли не сравнимо с тем, что происходит в его душе.

– Что же…

– Всё сказал? – Пират облокачивается плечом на решётку.

Лорд поднимает взгляд на Джеффри. В пирате нет ни толики человеческого сочувствия и сопереживания. Может, Бентлей и не заслужил понимания, но и смеха в лицо тем более. Кеннет поправляет на себе камзол, отряхивает незримую глазу пыль с расшитой чёрной ткани.

– Спасибо, что выслушал, – сухо отзывается Бентлей, возвращая себе былую строгость. Как бы сложно ему ни было и сколько мыслей бы ни было в его голове, нужно сохранить лицо.

– Слушай, – Корморэнт ковыряется ногтем мизинца в зубах. – Я вижу, что ты готов сдохнуть. Пожалуйста. Это, разумеется, не моё дело, хотя кэп старалась спасти твою шкуру. Но прежде чем ты пройдёшь на виселицу и наденешь на себя петлю, может, подсобишь?

Джеффри хлопает себя по карманам и вынимает из одного кожаную записную книжку. Для хорошо охраняемой тюрьмы даже странно, что никто не постарался отобрать у пирата вещи.

– Раз уж вы решили сдохнуть, я займусь возвращением капитана О'Райли к жизни один. Только отпишите денег, мне они очень сильно пригодятся. А в могилу вы их с собой всё равно не заберёте.

– О чём ты? – Бентлей поднимается с лавки. Он хмурится, недоверчиво глядя на пирата. Частью какого невразумительного плана решил стать Корморэнт?

– Узнали с Колманом, что кэп не умерла. Ну, умерла, но не полностью, – усмехается Джеффри. – Скажем, я нашёл её записи. Не всё, часть осталась на «Последней фантазии». Кэп копалась во всём этом загадочном дерьме. Я успел уже кое-что пролистать и даже строил дальнейший маршрут! Но твои английские друзья крепко схватили нас за задницу.