– Я – дело другое, – сказал Зарубин.

– Я – тоже другое, – возразил Пушкарев. – Что это за партийный руководитель, которого народ и в лицо не видел? Нет, друзья, вы не правы. И бюро вам скажет то же самое. Многолетняя борьба нашей партии, жизнь ее вождей учит нас другому. Подумаешь, товарищу Пушкареву опасно-де появляться в народе, это, мол, связано с угрозой для его бесценной жизни! Скажите, пожалуйста! Нет, давайте не будем заниматься глупостями и прекратим раз и навсегда подобные дискуссии. Лучше подумаем, кто со мной пойдет. Уйду я на недельку, не больше. Возьму, во-первых, деда Макуху, – его никто не заменит. А остальных двух выделяйте по своему усмотрению.

…Через час две группы покинули лагерь. В одну сторону отправились верхами посыльные к Якимчуку, в другую – Пушкарев в сопровождении трех партизан.

Погода не улучшалась. По-прежнему стоял густой туман, падал снег вперемежку с дождем. На проселочных и лесных дорогах стояла невылазная грязь.

– И куда его только понесло? – сказал Зарубин, когда коренастая фигура Пушкарева скрылась из виду. – До чего же беспокойный человек! И этого старика Макуху все таскает с собой. Замучил его окончательно.

– Ну, это ты брось, – возразил Добрынин. – Макуха сам кого угодно замучит. У него энергии, что у молодого. Они друг другу под стать. Что Иван Данилович, что Макуха. Оба неугомонные.

– Кстати, Федор Власович, кем был до войны дедушка Макуха? – спросил Зарубин, входя в землянку. – Ведь ты его давно знаешь?

– Командиру положено знать своих солдат, – подмигнул Добрынин. – А такого, как дед Макуха, тем более. Преинтересный человек!..

Добрынин с удовольствием принялся рассказывать о деде Макухе. Знает он его давно. Макуха – старый кадровый рабочий, стеклодув. Вместе они работали на стекольном заводе. Года за два до войны Макуха похоронил свою жену. Она тоже работала на заводе – вахтером в проходной. Была у них единственная дочь, дали они ей образование, она стала инженером-химиком, вышла замуж. В начале войны она погибла вместе с мужем от немецкой бомбы.

Макухе предлагали эвакуироваться вместе с заводом, но он наотрез отказался. Заявил, что будет партизанить. Переубедить его в чем-либо очень трудно. Если что вбил в голову – сделает по-своему.

Плохо только, что Макуха не учился и остался малограмотным. И нельзя сказать, чтобы он не желал учиться, – просто не клеилось у него дело с учебой. «С науками у меня разногласия», – часто говаривал сам дед.

Малограмотность, конечно, мешала ему стать передовым человеком в полном смысле этого слова. Он и сам это чувствовал. Но рабочий он был примерный и достигал многого упорством, природной смекалкой, большим опытом.

В партию Макуха вступил давно, в девятнадцатом году, а сторонником большевиков стал еще раньше, в годы Первой мировой войны, на фронте.

В семнадцатом году военно-полевой суд приговорил Макуху к расстрелу, но товарищи помогли ему бежать. Судили его за нанесение оскорбления царскому офицеру, какому-то штабс-капитану. Тот на глазах у Макухи стал избивать своего денщика, а Макуха не стерпел, вступился и основательно потрепал офицера.

В годы Гражданской войны Макуха служил в Красной армии. Белогвардейцы однажды схватили его под Ростовом при попытке пробраться в город для связи с подпольщиками. На допросе он ничего не сказал, хотя его жестоко избивали. Когда его повезли на расстрел, он бежал, на этот раз сам, безо всякой помощи, воспользовавшись тем, что его не связали.

– Вот он, значит, каков, дедушка Макуха! – сказал Зарубин, выслушав рассказ комиссара. – Теперь ясно, почему Пушкарев его постоянно с собой берет…